Владимир Численский
По мотивам сказки Ханса Христиана Андерсена «Тень»
Приблизительная
продолжительность пьесы – 100 минут
А\С №0078411, выдано 14 апреля 2003 года КазГААСП
Персонажи:
Гомеро – поэт, около тридцати лет
Оремог
– его тень
Просперо – его друг и издатель, ровесник поэта
Сама
Поэзия – неземной красоты
девушка
Тамил – хозяин гостиницы (в Алжире), 45 лет
Салим – точильщик ножей (в Алжире), 45 лет
Арам – меняла (в Алжире), 50 лет
Захира – торговка сластями (в Алжире), 50 лет
Женщина,
снимающая белье (в Алжире),
около 30 лет
Женщина,
развешивающая белье (в Алжире),
35-40 лет
Мадам
Дюра – квартирная хозяйка
Гомеро в Париже (только голос – та же актриса, что и исполнительница роли
Захиры)
Гельмут
Лутс – хозяин пансиона на
водах в Баден-Бадене (тот же актер, что и исполнитель роли Тамила)
Лора
Лутс – его жена (женщина,
снимающая белье)
Луиш
да Кошта – испанский гранд
(Арам)
Мария
да Кошта – его жена (женщина,
развешивающая белье)
Оскар – слуга в пансионе (Салим)
Стражник
во дворце Эпозии (Тамил,
Гельмут Лутс)
Палач
в Монако (Салим, Оскар)
Женщина
№1 на казни в Монако (женщина,
развешивающая белье; Мария да Кошта)
Женщина
№2 на казни в Монако (женщина,
снимающая белье; Лора Лутс)
Мужчина
на казни (Арам, Луиш да
Кошта)
Шарманщик
в Монако (Просперо)
Эпозия – принцесса Монако (та же актриса, что исполняла роль Самой
Поэзии)
Пеппино – шут Эпозии и всей пьесы, 25 лет
Таким образом, для постановки
спектакля можно задействовать всего лишь 11 актеров.
Стихи Гомеро – на самом деле,
стихи Осипа Мандельштама.
Маленький
городок на средиземноморском побережье французской колонии Алжир – узенькая
улочка, уходящая в даль, к заднику – к самому морю. Угадывается порт и парусные
суда на рейде. На переднем плане – фасады двух домов, прижимающиеся к кулисам,
с балконами на втором этаже. Балкон дома, находящегося слева, утопает в цветах,
дверь на балкон приоткрыта, первый этаж дома занят лавкой менялы. Балкон дома,
находящегося справа, украшен лишь большим фикусом. Висит вывеска с названием
гостиницы – «Le Roi». На первом этаже – вход в гостиницу. Позади этих домов – другие,
уходящие в перспективу, между ними натянута бельевая веревка с сохнущим на ней
бельем. Знойный день. На улице – ни души.
От самого
задника к авансцене выходит шут и обращается к зрителям.
Шут: Я – шут. И нынче обречен
На сцене быть,
Чтоб – нет! – не развлекать и не
смешить,
А тормошить в вас жажду вникнуть в
пьесу.
Мне отслужить велели эту мессу –
И этим я смешон.
Я принял замысел тревожный,
И пусть теперь меня простит
Тот, кто вдруг сам (но не без воли
Божьей)
Ознобом таинства подкожным
Поймет намек и различит
Времен связующую нить,
Все маяки, костры и знаки,
Не перепутав соль со вздором.
«У вечности ворует всякий» –
Но вечность и не спорит с вором.
Но – в сказке ложь! В ней ложь о Тени
Поэта и Поэте Тени.
Они вдвоем теперь живут
В гостинице уже с неделю,
И вечность по ночам крадут
И меж собой невольно делят.
Поэт за радость неба, без сомнений
Готов без склепа умереть.
А зритель умудренный знает
Звезду не упраздняет
Туча. И смертью жизни не стереть.
Но – мне пора. В каком-то смысле
Я – тоже тень. Я за спиной!
Тень ваших самых светлых мыслей
И самых лучших чувств порой.
Шут уходит.
Солнце
закатилось, наступают сумерки, на балконе заднего дома справа распахивается
дверь и появляется женщина. Подтягивает к себе белье и складывает его в таз.
Слева открывается лавка менялы. Его возгласы: «Меняю деньги, деньги меняю.
Любые на любые!» По улочке от заднего плана к переднему движется точильщик,
толкает перед собой свой станок. Его возгласы: «Точу ножницы, ножи, топоры.
Точу любые железные вещи. Наточу все, что вы захотите!»
Тамил: (Выходит из гостиницы к точильщику.
Подает ему два больших ножа) Добрый вечер, Салим. Посмотри-ка вот эти железки.
Салим: Добрый, Тамил, добрый. Давай сюда свои железки. Мигом наточу.
Тамил: Стары уже ножички. Боюсь, скоро и выкидывать.
Салим: Ничего, Тамил, ничего. Послужат тебе еще эти ножички.
Тамил: Послужат?
Салим: Послужат! (Точит) Как жилец
твой – господин Гомеро?
Снизу
по улице приближается Захира – торговка сластями. Возглас: «Восточные сладости,
восточные сладости! Подходи, разбирай, денег не жалей! Не обвешу, не обижу,
подслащу!»
Тамил: Мсье Гомеро? О! Прекрасный жилец! Днем спит, как и все нормальные люди.
Вечером гуляет. Ночью пишет. (К Захире) Добрый
вечер, Захира!
Захира: Вечер добрый, день дрянной был.
Тамил: Что так, Захира?
Захира: Духота! Ни минуточки не поспала!
Арам: (Высовываясь из лавки) Так ты
же без мужчины спать не можешь, Захира.
Захира: Если ты, Арам, на себя намекаешь, то даже и в молодости ты мужчиной
плохоньким был.
Тамил
и Салим смеются.
Арам: Тебе, Захира, в этом деле никто угодить не мог. Трудно одному мужику с
целым кварталом тягаться.
Захира: Что ты о себе вообразил, старый индюк?! Причем тут квартал? Если ты сам
себя в этом деле не оправдывал? Тягался он, как же! (Громко) Восточные сладости, восточные сладости!
Тамил: (Подходя к Захире со спины и
обнимая ее за талию) Давай-ка, обниму я тебя по старой памяти, сладость ты
моя восточная.
Захира: Пусти, Тамил! Не мешай работать.
Тамил: Что-то ты, Захира, наш род мужской совсем позабыла! Ругаешь нас ни с
того, ни с сего. Неужто, так никто из нас тебе и не угодил ни разу?
Захира: (Вырывается) Пусти, старый
черт! Восточные сладости, сладости восточные! Подходи, разбирай, подслащу!
Тамил: Захира!
Захира: Чего тебе?
Тамил: Так ты ответь: уважил ли тебя хоть кто-нибудь из нас хотя бы однажды?
Или нет?
Арам: Да, в самом деле, ответь. А то – всех нас в грязь макнула и молчит.
Захира: Сам ты – грязь!
Тамил: Но в чем-то он прав, Захира!
Захира: (Кокетливо) Да что тут вам
ответишь! Лучше всех, конечно, Салим был. Только он среди вас всех – настоящий
мужчина! (Салим, не прекращая точить
ножи, самодовольно улыбается) Не то, что некоторые! (Презрительно смотрит на Арама) У Салима-то все ловко получалось!
Он с женщиной так же умело, как и со своим точилом, обращался.
Тамил: А я, значит, так себе?
Захира: Да, ты так себе. (Замечает
появившегося на крыльце гостиницы Гомеро) Добрый вам вечер, мсье Гомеро.
Гомеро: И вам тоже, мадам.
Салим: Как отдыхается, господин Гомеро?
Гомеро: Великолепно. Даже слишком! Я ведь сюда работать приехал, а не отдыхать.
Салим: Что – плохо работается?
Гомеро: Не то, чтобы совсем. Но днем – никак не пишется. Лежу себе, да лежу.
Тамил: Днем, мсье Гомеро, у нас вообще работать не принято. Днем нужно спать.
А работать – по утрам и вечерами.
Гомеро: Вечером я гуляю. А работаю – по ночам.
Тамил: Как вам наш городок, мсье Гомеро?
Гомеро: Прелестно! Я в полном восторге. Он тем и прекрасен, что здесь некуда
пойти. Идеальное место для поэта.
Захира: Обижаете, мсье Гомеро. У нас есть, куда сходить.
Гомеро: Например?
Захира: Сходили бы в порт – там забавно. Или – по побережью прогулялись бы.
Очень красиво там.
Арам: Лучше на базар сходите. Посмотрите петушиные бои. Можно выгодные ставки
сделать.
Захира: Сиди уж – со своими ставками! Оттуда без штанов можно уйти. Мсье Гомеро
– человек образованный! Ему такие развлечения не интересны. Ведь так, мсье
Гомеро?
Гомеро: Пожалуй.
Тамил: Если хотите, мсье Гомеро, я могу подсказать вам один интересный адресок
– неподалеку от порта. Вы сможете очень приятно провести там время.
Гомеро: Адресок?
Тамил: Да, адресок. Такие аппетитные девочки.
Захира: Ах, Тамил! У тебя только одно на уме. Ты бы лучше на деле был таким
прытким, как на словах. Разве такой замечательный мужчина, как мсье Гомеро,
станет путаться с нашими портовыми девками? Верно я говорю, мсье Гомеро?
Гомеро: Абсолютно, мадам.
Захира: (Тамилу) Для месье Гомеро
нужно что-нибудь особенное. Ведь он – поэт! Верно я говорю, мсье Гомеро?
Гомеро: Вы, как всегда, правы, мадам. Да, кстати, вы мне не подскажите, кто
живет за этими окнами на втором этаже? Чей это балкон, усеянный такими
восхитительными цветами? Уже третий день я наблюдаю за этим балконом – и никого
не замечаю. Хотя совершенно очевидно, что там кто-то есть. Дверь всегда
приоткрыта. Да и цветы такие ухоженные! Ведь кто-то же должен их поливать. А
еще музыка! Каждую ночь там кто-то играет на пианино.
Захира: Почем мне знать. Я живу в дальнем конце квартала. Вы лучше у Арама
спросите.
Гомеро: Что скажете, мсье Арам?
Арам: Ничего.
Гомеро: Так-таки ничего? Вы же живете в этом доме. У вас в нем лавка.
Арам: Ну и что? Нижний этаж я арендую. А кто живет на верхнем – понятия не
имею. Наверное, тоже какой-нибудь арендатор. Хозяин дома должен знать.
Гомеро: А кто же хозяин?
Арам: Он два года назад умер. Я плачу деньги его вдове.
Гомеро: Значит, она должна знать.
Арам: Представьте, и она ничего толком не знает. Комнаты сдал еще ее покойный
муж, а кому – она не видела. Плату ей регулярно приносит посыльный. А ходить
сюда самой – ей не по силам. Она стара и живет на другом конце городка.
Гомеро: Ну и дела! Быть может, вы что-нибудь знаете, мсье Тамил?
Тамил: Ничем не могу помочь. Ни разу в этих окнах никого не видел.
Гомеро: Вы же всю жизнь прожили напротив!
Тамил: Да, но – тем не менее…
Гомеро: Да здесь просто тайна какая-то! Ну, ладно. Пойду прогуляюсь в сторону
порта. Всего вам хорошего. (Идет)
Салим: (Вслед) Всего хорошего, господин Гомеро.
Захира: Приятной вам прогулки, мсье Гомеро.
Тамил: Если вернетесь поздно, мсье Гомеро, постучите в окно к служанке.
Захира: Ах, какой мужчина, какой мужчина!
Те
же, без Гомеро
Тамил: (Насмешливо) Для него, Захира, ты уже старая
перечница.
Захира: Это верно. Эх, где мои двадцать?!
Тамил: Зато по мне, Захира, ты в самый раз. (Лезет к ней)
Захира: Убери руки, старый черт!
Арам: А, наверное, хорошо быть поэтом!
Тамил: Это уж точно, Арам. Чего уж лучше? Пиши себе, да пиши.
Захира: Не с вашими куриными мозгами, старые индюки, стихи писать. Тут ум
нужен! Верно я говорю, Салим?
Салим: Я не знаю, Захира.
Арам: Причем здесь ум? У поэтов, чтобы писать, вдохновение имеется. Пришло
вдохновение – написал. Не пришло – ходи голодным. Так всякий сможет – если
вдохновение придет. Верно я говорю, Тамил?
Тамил: Аллах его знает – вдохновение это. Придет оно, не придет – как-то
ненадежно все это. Не по мне. Как в таком случае доходы и расходы в баланс
сводить? Одному черту ведомо. Вы мне лучше скажите – сколько этим поэтам
платят? И как учет при этом ведут? По стихам или по книгам?
Арам: По строчкам. Я знаю.
Захира: По строчкам? Да быть этого не может! Что-то ты опять брешешь, Арам.
Тамил: Точно, брешет! (Салиму) Арам
опять брешет.
Салим: Я не знаю.
Арам: А я вам говорю – по строчкам. У Зуфара сын из Европы вернулся – я у
него спрашивал. Очень умный парень.
Тамил: И сколько же платят за строчку?
Арам: Две монеты.
Тамил: Две монеты.
Захира: Неужели, не брешешь?
Салим: (Прекратив точить) Это ж
сколько мне ножей наточить надо, чтобы две монеты заработать?
Тамил: Значит, за стихи в двадцать строк сорок монет получить можно?
Арам: Да. Сын Зуфара сказал!
Тамил: Хорошо, однако, быть поэтом! Один раз на часок пришло вдохновение – и
на целую неделю денег заработал.
Салим: Держи свои ножи, Тамил. И давай деньги.
Тамил: (Задумчиво отсчитывая деньги) Надо
будет моего балбеса заставить поэтом стать.
Захира: А если к нему вдохновение приходить не будет?
Тамил: Ничего – разок-другой выпорю – еще как оно к нему придет!
Салим: Ладно, соседи, пошел я до дому. (Уходит)
До завтра.
Захира: До завтра, Салимчик! Эх, а я так ничего и не продала. (Громко) Восточные сладости, сладости
восточные! А что кричать? Все равно никто и ничего не купит.
Тамил: Сколько раз тебе советовал – ходи к порту торговать. Там люднее.
Захира: Умник нашелся! У порта давно уже все места заняты. И потом – с кем я
там поболтать смогу, время коротая? Вы хоть и индюки, а свои уже. Ладно, пошла
и я. Пока, индюки! (Уходит)
Тамил: Бывай, Захира.
Арам: Тамил, ты сегодня деньги менять будешь?
Тамил: Нет. Вот мсье Гомеро рассчитается окончательно – тогда сразу все и
поменяю.
Арам: Тогда я закрываюсь.
Тамил: Пойду и я – буду своего балбеса на путь истинный наставлять. До
свидания, Арам.
Арам: Счастливо. (Закрывает лавку
изнутри. Исчезает)
Тамил: (Остановившись на пороге гостиницы,
смотрит на балкон дома напротив) А действительно – кто там живет? (Заходит)
Темнеет,
в домах зажигается свет. На балкон заднего дома слева выходит женщина и
развешивает белье на освободившуюся веревку. Со второго этажа над лавкой Арама
начинает звучать фортепьянная музыка. Женщина недовольно морщится. Затем
замечает медленно бредущего по улице Гомеро. Хмуро его разглядывает и исчезает.
Гомеро аккуратно проходит под развешенным бельем, доходит до гостиницы, немного
стоит и слушает музыку. Затем идет к себе. Окна в его комнате освещаются. Он
появляется на балконе, садится на стул, слушает музыку. На балконе напротив
показывается девушка – очень красивая, одетая во все белое, в руках у нее –
кувшин с водой. Заметив Гомеро, в нерешительности останавливается, но, поняв,
что тот уже успел уснуть, начинает поливать цветы. Появляется шут с мандолиной
в руках и, усевшись на табурет подле входа в гостиницу, начинает наигрывать ту
же самую мелодию, что прежде исполнялась на пианино. С иронией читает стихи.
Или – поет:
Шут:
Гомеро спит. Увы, но иногда
Поэты просыпают час, когда
Сама Поэзия поблизости витает
Чтоб подсказать те самые слова,
Которых им порою не хватает.
Им – истово глядящим
На вершины Парнаса и Синая
Сквозь быта оскверняющего чащи.
Жизнь грезится им лучшая, иная!
Проснись, Гомеро! В миг неподходящий
Твоя отяжелела голова.
Гомеро
вздрагивает и поднимает голову. Девушка, заметив его пробуждение, быстро уходит
внутрь дома. Гомеро озирается по сторонам.
Гомеро: Кто звал меня?
Шут: Никто, засоня. Надеюсь, ты успел ее заметить?
Гомеро: Кого?
Шут: Девушку, болван.
Гомеро: Девушку? Кажется, да. Если только это был не сон.
Шут: Это не сон.
Гомеро: Да, может быть. Сны у меня, обычно, дурацкие.
Шут: Как и у всех поэтов..
Гомеро: Она была прекрасна. Но кто она?
Шут: Придет время, и ты все узнаешь. А пока – иди пиши свои стишки.
Гомеро: Но кто ты? Кто говорит со мной?
Шут: Я же тебе сказал – никто.
Гомеро: Ты мой внутренний голос? Ты – мое второе «я»?
Шут: Какое самомнение! Это уж – черта с два! Ни за какие коврижки! Быть
внутренним голосом поэта! Что может быть хуже? Что ты возомнил о себе? Я
слишком значительный персонаж в этой пьесе, чтобы быть вторым «я» какого-то там
поэта.
Гомеро: Тогда, назовись.
Шут: Ну, уж нет! Для тебя я навсегда останусь неизвестным. Прощай, Гомеро!
Гомеро: Обожди, не уходи! Эй, где ты? Слышишь? Отзовись! (Озирается) Ушел. Да и был ли здесь кто-нибудь на самом деле? Или
мне все это почудилось? А девушка? Она была?… Она была! Я даже отсюда чувствую
нежный запах ее кожи. Но кто она? И где она сейчас? Одна лишь моя тень на ее
балконе. Вот бы тень моя отделилась от меня и вошла в ее дом. Тихо-тихо. А
потом – все высмотрев там – вернулась бы ко мне и обо всем рассказала. Ах,
мечты, мечты! Пойду-ка я лучше писать свои стишки. (Уходит в дом)
Шут: (Появившись из-за кулис) Некоторые наши желания ни в коем
случае не стоит высказывать вслух. Дело в том, что к нам всегда внимательно
прислушиваются. Вопрос лишь в том, кто в данный момент занимается этим. Быть
может, это не поленился сделать Бог? А, быть может, это делает сам Дьявол. Уж
это-то существо никогда не ленится. И то, что кажется нам порою самым желанным,
может вдруг оказаться на самом деле самым вредным для нас. Тень! Отделилась!
Какие глупости роятся в головах некоторых поэтов! (Уходит)
ЗТМ
Сцена 5
Свет заливает всю
сцену. И все вокруг наполняется голосами и действием – как в сцене второй,
только актеры не появляются, а уже присутствуют на сцене. Салим точит ножи.
Возле него стоит та женщина, что накануне снимала белье. Та женщина, что
развешивала белье, убирает его с веревки. Арам сидит в своей лавке. Тамил – на
табурете, у входа в гостиницу. Солнечно, утро.
Захира: (Появляясь из-за кулис) Восточные сладости, восточные
сладости! Кому восточные сладости?
Женщина: Салим, ты не мог бы крутить быстрее свое колесо? У меня еще
завтрак не приготовлен.
Арам: Меняю деньги. Любые на любые.
Захира: Восточные сладости, восточные сладо… Ой, что за черт! (Вертится на одном месте, морщась трогает
руками свои ноги – так, будто страдает от чесотки)
Тамил: Что с тобой, Захира?
Захира: Не знаю… Такое впечатление, что у меня что-то под юбкой.
Тамил: Ну, что у тебя под юбкой – дело известное. (Шутливо тянется к ней)
Захира: (Отбивается от него) Прочь пошел от меня, старый черт! (Отталкивает его в сторону) Ну, вот!
Опять! (Хлопает ладонью по юбке)
От задника к группе приближается изящно одетый молодой человек.
Обращается ко всем:
Просперо: Доброе утро, господа! Вы не подскажете мне, где здесь
проживает человек по имени Гомеро?
Тамил: Мсье Гомеро?
Просперо: Да.
Тамил: Он мой жилец. А что вы хотели?
Просперо: Я его друг и издатель. Приехал, чтобы увезти его с собой.
Захира: Как жаль! Мсье Гомеро пришелся всем нам по душе.
Тамил: (Громко) Мсье Гомеро, мсье
Гомеро! За вами приехал ваш друг.
Гомеро: (Появляясь на балконе) О каком друге идет речь?
Просперо: Обо мне, Гомеро.
Гомеро: Господи! Неужели, это ты, Просперо?
Просперо: Как видишь! И я на самом деле приехал за тобой. Немедленно
собирайся. Через час от причала отходит шхуна, и я зафрахтовал на ней два места
для нас.
Гомеро: Что за срочность?
Захира: (Себе под нос) В самом деле…
Просперо: Презентация твоей новой книги. Ты сам просил меня, чтобы я
вызвал тебя в Париж, когда будут готовы гранки.
Гомеро: Через минуту я буду готов.
Просперо: (Оборачивается к
стоящим подле него людям и замечает, что они разглядывают его очень
внимательно. Обращается к ним:) Как поживаете, господа?
Тамил: Неплохо поживаем. А как там Париж?
Просперо: Париж? Париж, Париж… Э-э! В Париже все, как и прежде. Городские
власти все мечтают о том, как построить какую-нибудь высокую башню, с которой
можно было бы обозревать весь город. Как будто б там действительно есть, что
обозревать. А народ тем временем развлекается и мечтает о богатстве.
Захира: А это правда, что замужние парижанки имеют сразу по два любовника на
каждую?
Просперо: Не совсем. Теперь более модным считается иметь не менее
трех.
Захира: Трех? О, какие они счастливые – эти ваши парижанки!
Арам: (Высовываясь из лавки) А
правду ли говорят, что парижские менялы…
Гомеро: (Появляясь из гостиницы с саквояжем
в руках) Я готов.
Просперо: Друг мой! Ты так быстро собрался, что я не успел вдоволь
наговориться с этими добрыми людьми. У тебя были очень милые соседи. (Ко всем) Прошу прощения, господа, но
нам нужно идти. К сожалению. Пойдем, Гомеро.
Гомеро: (Подходя к Тамилу) Ваши
деньги, мсье Тамил.
Тамил: О, мсье Гомеро, вы так щедры!
Гомеро: Прощайте, господа! Не поминайте лихом.
Захира: Прощайте, мсье Гомеро!
Тамил: Счастья вам, мсье Гомеро!
Гомеро: Спасибо, спасибо, господа!
Просперо: Идем же! (Тянет его
за руку) Ты, кстати, плохо выглядишь, друг мой.
Гомеро: Скверная ночи, Просперо, скверная ночи. Как там Париж?
Просперо: Разлагается. Что ему еще делать? А как твои стихи?
Гомеро: Сочиняются. (Уходят)
Захира: (Проводив их взглядом) Какие мужчины! Ах, какие мужчины! (Хватается руками за юбку) Ой, что это?
Неужели, опять?!
Тамил: И снова под юбкой?
Захира: Мне показалось, что оттуда кто-то вылез.
Сцена 6
Из темноты зрительного зала на сцену
выходит мужчина, одетый в темное.
Оремог: Здравствуйте, господа! Не подскажете ли вы, где я могу снять комнату?
Захира: Черт! Как вы меня напугали! Откуда вы взялись?
Оремог: Так ли вам важно знать это, мадам? Взялся – и все тут. Просто шел мимо.
Тамил: Вам комнату? Я не ослышался, мсье?
Оремог: Вы не ослышались. Мне действительно нужна комната.
Тамил: О, тогда вы обратились туда, куда нужно. Я хозяин этой гостиницы и я
могу сдать вам на выбор любую комнату. Вы приезжий?
Оремог: Я-то? Хм! А ведь и верно. Пожалуй, я приезжий. В некотором смысле…
Тамил: Вы француз, мсье?
Оремог: Я-то? А что – пожалуй, вы угадали. Я – француз.
Тамил: Мсье, мсье… Простите, как ваше имя?
Оремог: Оремог. Мсье Оремог.
Тамил: Какую комнату вы желаете снять, мсье Оремог? Быть может, с видом на море?
Оремог: Я слышал, что здесь жил какой-то поэт?
Тамил: Мсье Гомеро? Вы его имеете в виду?
Оремог: Да, именно его.
Тамил: О, вы прекрасно осведомлены, мсье Оремог. Мсье Гомеро действительно жил
здесь. Но несколько минут назад он съехал. Очень приятный молодой человек.
Оремог: Меня не интересует, кто вам приятен, а кто нет. Я бы хотел занять те же
комнаты, что прежде занимал он.
Тамил: О, пожалуйста, мсье Оремог. Как вам будет угодно. Пойдемте, я покажу
вам эту комнату. (Ведет Оремога в
гостиницу)
Арам: (Громко. Вслед) Не желаете ли поменять деньги, мсье?
Оремог: Не сейчас. Но – не беспокойтесь. Потом я буду часто менять у вас деньги.
Захира: (Салиму и Араму) Какой
неприятный тип! (Закрывается занавес. На
авансцене появляется шут. Обращается к зрителям)
Шут:
Я знаю наперед всю эту пьесу,
И рад бы вам сюжет пересказать,
Но я – актер, и потеряю место,
Коль не смогу, где нужно промолчать.
Покинул южный городок Гомеро,
И появился некий Оремог.
Так жизнь течет, но в меру и без меры
Кто воздает нам – Дьявол или Бог?
Ну, а теперь – смотрите, верьте,
ждите.
Вниманью публики театр исконно рад!
Тебе осанну я пою, мой чуткий зритель
–
Благословен взыскующий твой взгляд!
Шут,
улыбнувшись зрителям, уходит. Свет выхватывает из темноты диван, столик и
кресло, стоящие в левом углу авансцены.
Действие второе
На авансцене появляется Гомеро. Одет
в белую рубаху и темные бриджи. Нервно вышагивает. Обращает внимание на столик.
Судорожно берет с него пачку исписанных листов. Читает написанное. В сердцах
швыряет всю пачку на пол. Листы разлетаются по всей сцене. Ходит прямо по ним.
Наклонившись, хватает один из них. Читает. Слышится стук в двери.
Голос: Мсье Гомеро, мсье Гомеро!
Гомеро: Вот, вот! Ее здесь только и не хватало! (Громко) Вы пришли, чтобы снова потребовать от меня деньги за
квартплату, мадам Дюра?
Голос: Вас спрашивает какой-то господин.
Гомеро: Что ему нужно?
Голос: Хочет о чем-то переговорить с вами. Уверена, что вы будете ему рады.
Гомеро: Кто он такой? Он назвался?
Голос: Нет, но он очень хорошо одет и держится весьма прилично.
Гомеро: Черт! Кому я могу быть рад? Разве что издателям. Впустите его, мадам
Дюра.
Начинает собирать листы. В комнату входит Оремог. Одет безупречно, но
во все черное. Видна золотая цепь для часов.
Оремог: Добрый вечер, мсье Гомеро.
Гомеро: Добрый вечер. Хотя – какой же он добрый? С кем имею честь?
Оремог: Меня зовут мсье Оремог. Давайте, я вам помогу. (Откладывает трость, и тоже начинает подбирать листы с пола) Забавно!
Я так и думал, что вы меня не узнаете.
Гомеро: Я думаю, что вы ошибаетесь, мсье, мсье…
Оремог: Оремог. Очень простое имя.
Гомеро: Странное имя. Я думаю, вы ошибаетесь, мсье Оремог. Мы никогда не
встречались с вами прежде.
Оремог: Хм! А если хорошо подумать?
Гомеро: Не знаю. Не могу вспомнить. Хорошо, помогите мне.
Оремог: Конечно, конечно, мсье Гомеро. Я обязательно помогу вам. Я ведь только
за тем и появился, чтобы помочь вам. Но – несколько позже. С вашего позволения.
Гомеро: Как вам угодно.
Оремог: Вы позволите? (Тянется рукою к
одному из листов со стихами)
Гомеро: Стоит ли? Неужто, и вы любитель стихов?
Оремог: (Читает)
Из омута злого и вязкого
Я вырос, тростинкой шурша,
И страстно, и томно, и ласково
Запретною жизнью дыша.
И никну, никем незамеченный,
В холодный и топкий приют,
Приветственным шелестом
встреченный
Коротких осенних минут.
Я счастлив жестокой обидою,
И в жизни, похожей на сон,
Я каждому тайно завидую
И в каждого тайно влюблен.
Ха-ха-ха! Ведь это ж надо!
Гомеро: (Вырывает лист из рук Оремога) Как вы смеете? Вы же смеетесь!…
Оремог: (Весело) Ах, простите! Простите, мой дорогой!
Я не хотел вас обидеть. Не принимайте близко к сердцу. Ваши стихи –
замечательны! Вы – гений!
Гомеро: Я?
Оремог: Да, вы. Вне всякого сомнения.
Гомеро: Да, я – гений! Но тогда – почему вы смеялись?
Оремог: Видите ли, мой дорогой, я просто
представил, как будут реагировать на ваши стихи люди. Самые обычные люди.
Читатели, так сказать. (Поднимает с пола
несколько листов бумаги и удобно устраивается в кресле) Ведь они же не
поймут ни слова.
Гомеро: (Вздыхая) Увы!
Оремог: Они, скорее всего, примут вас за сумасшедшего…
Гомеро: Увы!
Оремог: Ведь не могут же они заподозрить в тупости самих себя?
Гомеро: Ни за что на свете!
Оремог: Вот видите! Вы и сами согласны. Ваше стихотворение прекрасно, но оно…
Как бы это сказать?
Гомеро: Что оно?
Оремог: Оно, пожалуй, слишком тоскливое.
Гомеро: Стихи не возникают сами по себе. Они берутся из некоего внутреннего
источника поэта, на который он не в силах влиять. Не могу же я произвольно
изменить свою природу.
Оремог: Я-то это понимаю. Но вот люди!
Гомеро: Чтоб они все издохли!
Оремог: Это уже слишком. На людей не стоит сердиться. Они такие, какие и должны
быть. Им нужны деньги, и те удовольствия, наслаждения и комфорт, которые на эти
деньги можно приобрести. (Читает) Ну,
вот! Опять!
Гомеро: Что – опять?
Оремог:
Как кони медленно ступают,
Как мало в фонарях огня!
Чужие люди верно знают,
Куда везут они меня.
Гомеро: Что вам здесь не нравится?
Оремог: Мне – все нравится. Но! Разве кони ступают сами по себе? Их погоняют
люди. И если вам кажется, что кони двигаются медленно, скажите извозчику, чтобы
он подстегнул их. А чем вам фонари насолили? В них всегда столько огня, сколько
положено. (Читает дальше) А вот это
миленько.
Гомеро: (Подбегая к нему) Где? Какое?
Покажите!
Оремог: Ах, какая изящная концовка!
Немного красного вина,
Немного солнечного мая, –
И тоненький бисквит ломает
Тончайших пальцев белизна.
Гомеро: (Разочарованно отходя в сторону) Ах, это! Сам я, признаться,
недолюбливаю это стихотворение. Пустячок!
Оремог: Ну и что! Зато оно, наверняка, понравится обывателю. Оно же – миленькое!
Как вы этого не понимаете? Вам нужно побольше таких писать.
Вся комната напоена
Истомой – сладкое лекарство!
Замечательно! А знаете
что, мсье Гомеро?
Гомеро: Что, мсье Оремог?
Оремог: Я могу купить у вас это стихотворение. Пятьдесят монет будет достаточно?
Гомеро: Пятьдесят монет?!
Оремог: Нет, сто! Вот деньги, пересчитайте. (Выкладывает
на столик кошелек)
Гомеро: Я вам верю.
Оремог: Но учтите – я покупаю его вместе с авторством. Хочу, понимаете,
блеснуть перед знакомыми дамами. Вы не против?
Гомеро: Ах, ради Бога! Делайте с ним все, что сочтете нужным. Оно – ваше. Я
совсем не дорожу им. (Громко) Мадам
Дюра! Мадам Дюра! Вы не уделите мне пару минут?
Голос: Я уже разделась и легла спать. Что вы хотели, мсье Гомеро?
Гомеро: Я хотел бы внести квартплату. Весь долг и за месяц вперед.
Голос: Вы шутите?
Гомеро: Ничуть, мадам Дюра.
Оремог: С вашего позволения, я бы хотел взять ваши стихи с собою. Быть может, я
еще чего-нибудь для себя выберу. Возврат я гарантирую.
Гомеро: Берите, мсье Оремог. Берите все.
Голос: (Между занавесом показывается
обнаженная женская рука) Давайте деньги, мсье Гомеро, если вы не шутили.
Гомеро: Вот, держите. (Вручает деньги)
Голос: (Рука с деньгами исчезает) Неужели, это не сон?
Оремог: А вы ведь так до сих пор меня и не узнали, мсье Гомеро.
Гомеро: Нет, не узнал. Но кто вы?
Оремог: А помните ту ночь в колониальном городке, когда вы так великодушно
пожелали, чтобы ваша тень отделилась от вас и проследила за девушкой из дома
напротив, а затем вернулась к вам и все вам рассказала?
Гомеро: Да, что-то такое я припоминаю. Я иногда бываю таким глупым. Но как вы
могли об этом узнать?
Оремог: О нет, вы совсем не были глупы тогда.
Гомеро: Да? И?
Оремог: Ваше желание исполнилось, мсье Гомеро. Я здесь, у вас.
Гомеро: Простите, я вас не понимаю.
Оремог: Вы все прекрасно поняли, мсье Гомеро. Я здесь. И я – ваша тень. Старая
ваша тень. С тех пор, правда, вы обзавелись новой тенью, и она исправно служит
вам, как некогда служил и я. (Гомеро,
заметив, что Оремог стоит на его тени, хочет отойти, но тот снова наступает на
его тень) Я пришел сюда, чтобы рассказать вам обо всем, что я видел и
делал, а заодно и помочь.
Гомеро: Вы, … ты… моя тень.
Оремог: Да, именно так. Только очень прошу вас – не нужно мне «тыкать». Ведь я
теперь не ваша тень. Я же разговариваю с вами вежливо. Почему бы вам не
ответить мне тем же?
Гомеро: Да, конечно, конечно. Прости меня. То есть, простите. Значит, ты… То
есть, вы… Вы тогда побывали в том доме?
Оремог: О, да!
Гомеро: И что же ты… Что же вы там увидели? Кто та девушка?
Оремог: Та девушка была самой Поэзией.
Гомеро: Поэзией?! Ах, боже! Как это замечательно! Да, да, Поэзия часто живет
отшельницей в больших городах. И что же ты… И что же вы там делали?
Оремог: Я все подмечал и запоминал. Я учился. Я узнал всю мировую поэзию. Десятки
тысяч имен, миллионы стихотворений. Дорогой мой, вы даже и не представляете,
насколько много написали всякого всякие поэты! А человечество ценит едва ли
одну десятимиллионную часть из всего написанного.
Гомеро: Как это интересно! Но, умоляю вас! Расскажите мне все подробнее. Что
именно вы там узнали?
Оремог: Ах, и не приставайте ко мне с этим. Говорю же – я знаю все.
Гомеро: А потом? Что было потом?
Оремог: Потом? Потом я ушел из этого дома и поселился под юбкой у торговки
сластями. Это было еще при вас. У нас, у теней совсем другое течение времени.
Один день нашего существования – это годы вашего. По ночам, когда я был
наименее заметен, я выходил из своего укрытия и бродил по городу. Я заходил в
дома и, оставаясь незамеченным, слушал и смотрел, запоминая все. Я многое
узнал.
Гомеро: Вы подслушивали и подглядывали?
Оремог: Назовите это так, если вам нравится. А однажды я почувствовал, что
обретаю плоть. А тут как раз вы надумали уезжать – тогда я взял и совершенно
официально поселился в той же гостинице и даже в том же номере, где прежде жили
вы. И стал писать. Но не думайте, что я стал журналистом. Я бы смог, конечно.
Но – я стал писать заинтересованным лицам. И вскоре вдобавок к своему
физическому весу я приобрел еще и вес в обществе. Меня боялись и уважали.
Портные бесплатно одевали меня, повара кормили, ювелиры задаривали меня
драгоценностями, а чеканщики – откупались от меня монетой.
Гомеро: Вы шантажировали их?
Оремог: Можете называть так.
Гомеро: Но это же подло!
Оремог: Позвольте, дорогой мой, о чем это вы? Разве не от вас я унаследовал
дурные наклонности?
Гомеро: Да как вы смеете?!
Оремог: А дочь колбасника?
Гомеро: Что «дочь колбасника»?
Оремог: Бедная девочка страдала от жестокого обращения своей мачехи. Не зная,
кому излить душу, она изливала ее вам. И вы воспользовались этим. «Приляг-ка ко
мне на кушетку и расскажи мне обо всем на ушко». И она прилегла! И это
случилось в доме ее отца, где вы всего-навсего арендовали комнатку, когда
учились в университете.
Гомеро: Но мне на самом деле было ее жалко!
Оремог: А потом она крала для вас колбасу у своего отца и с любовью во взгляде
смотрела, как вы пожираете эту колбасу.
Гомеро: Что значит «пожираете»? Выбирайте выражения.
Оремог: Воспитанные люди едят колбасу дольками, а вот так – целыми кольцами! –
ее только жрут! Впрочем, я вас не упрекаю.
Гомеро: Но я был совсем юн тогда. Абсолютно беден и всегда голоден.
Оремог: Но – согласитесь – мы с вами приятно проводили с нею время.
Гомеро: Мы с вами?
Оремог: Я вынужден был участвовать во всех ваших проделках. Ведь я – ваша тень.
От запаха копченой колбасы меня до сих пор тошнит. Я, конечно, понимаю, что
если что-то обламывается задарма, то этим нужно пользоваться, но – не до такой
же степени!
Гомеро: В любом случае, эта девочка не самый удачный пример. Тем более –
единственный.
Оремог: А жена ювелира? Из дома напротив в ту же пору нашей жизни?
Гомеро: Жена ювелира?
Оремог: Да. Вы начали подглядывать за нею, когда еще не соблазнили колбасницу.
И вскоре, эта блудница заметили ваши сальные взгляды. И когда ее муж уехал в
Амстердам, вы овладели ею прямо на витрине с поддельными алмазами. Было?
Гомеро: Ну, было.
Оремог: А потом вы бесцеремонно брали у нее деньги.
Гомеро: Она сама давала их мне.
Оремог: Она давала, а вы брали! Кстати, вы помните, на что тратились эти деньги?
Гомеро: На что?
Оремог: Веселый квартал с красными фонарями. Припоминаете?
Гомеро: Во всяком случае, я не писал доносов и никого не шантажировал.
Оремог: Доносов я тоже ни писал. Кстати, все ваши так называемые «победы» над
женщинами не ваши, а мои. Они соблазнялись мною. А вы – попросту жрали колбасу.
Гомеро: Все эти женщины ценили во мне мои самые светлые качества! Они ценили во
мне поэта!
Оремог: Не лгите хотя бы себе. Не говоря уж обо мне. В поэзии женщины понимают
не больше, чем куры в градостроительстве.
Гомеро: Увы, это так.
Оремог: Так что – давайте, будем называть вещи своими именами.
Гомеро: По-моему, вам пора уходить.
Оремог: Согласен. Но я забыл сказать вам о самом главном.
Гомеро: О чем?
Оремог: Я собираюсь в путешествие и предлагаю вам поехать со мной. В качестве
моего спутника. Так сказать, моей тени.
Гомеро: В качестве вашей тени?
Оремог: Да. Разумеется, все за мой счет. Я буду вас одевать, кормить, мы будем
жить в лучших отелях. И буду вам платить по пятьсот монет ежемесячно.
Гомеро: Поэты не продаются.
Оремог: Слова! Подумайте, прежде чем отказаться. Вы плохо выглядите. Вам нужен
свежий воздух, хорошее питание и приятные впечатления.
Гомеро: Но я не могу быть вашей тенью.
Оремог: Далось вам это слово. Это я так сказал – образно. Имеется в виду, что
все время мы будем проводить вместе. Уверяю – мы подружимся. Я зайду
послезавтра за вашим ответом. Прощайте.
Гомеро: Я провожу вас.
Оремог: (На ходу) Мой вам совет – не
пишите по ночам. Станете неврастеником. (Уходят)
Шут: (Появившись)
Увы, все в воле Провиденья –
Пусть растворится в ночи день!
И господин
вдруг станет тенью.
И господином
станет тень.
Ведь, согласитесь,
что порою
Мы тень свою
не стережем:
Того, кому
была рабою,
Она вдруг
делает рабом.
И кто мы –
люди или тени?
И свет, и
тьму в себе таим.
А наш поэт – к несчастью, гений.
И тень его пришла за ним!
Антракт
Действие третье
Играется в проходе зрительного зала,
а затем на авансцене. Свет выхватывает из темноты идущих быстрым шагом Просперо
и Гомеро.
Гомеро: Но почему, почему, Просперо, ее
не покупают? Ты можешь это мне объяснить? Ведь ты же сам мне говорил, что это
лучшая моя книга.
Просперо: Друг мой, как ты не можешь
понять?! Твои стихи слишком хороши. Но читателю хотелось бы чего-нибудь
попроще.
Гомеро: Что именно, черт возьми?
Просперо: О, Господи! Ну, например, такое:
«Я хотел бы ласточкою стать
И у головы твоей порхать».
– Скажем, так.
Гомеро: Какая пошлость!
Просперо: Вот, вот! Чем глупее и пошлее –
тем лучше. Ведь я же тебе говорил – пиши через раз: одно стихотворение для
себя, другое – для обывателя.
Гомеро: Нет уж, дудки! Я так не могу. Я
из другого теста сделан.
Просперо: Я сделан из того же теста, что и
ты. Только выпечки другой.
Гомеро: (Уже на авансцене) Просперо,
друг, ты только послушай, какое стихотворение я написал сегодня ночью! (Читает)
Я не слыхал рассказов
Оссиана,
Не пробовал старинного вина, –
Зачем же мне мерещится
поляна,
Шотландии кровавая луна?
И перекличка ворона и арфы
Мне чудится в зловещей
тишине,
И ветром развеваемые шарфы
Дружинников мелькают при
луне!
Я получил блаженное
наследство –
Чужих певцов блуждающие сны;
Свое родство и скучное
соседство
Мы презирать заведомо вольны.
И не одно сокровище, быть
может,
Минуя внуков, к правнукам
уйдет,
И снова скальд чужую песню
сложит,
И как свою ее произнесет.
– Все!
Просперо: Великолепные стихи!
Гомеро: И что в них может быть не понятно читателю?
Просперо: Все!
Гомеро: Все?
Просперо: Абсолютно. Оно требует
вдумчивого и чувствующего читателя. Такого, у которого развит поэтический слух.
А таких – единицы. Да ты ведь и сам это понимаешь! «И не одно сокровище, быть
может, минуя внуков, к правнукам уйдет». Минуя даже внуков! Что же говорить о
современниках!
Гомеро: Чтоб им пусто было!
Просперо: Стихи – это, как письмо,
запечатанное в бутылку моряком и брошенное им в воду с борта гибнущего корабля.
Адресат тот, кто найдет эту бутылку. И он волен поступить с этим посланием, как
угодно. Может выучить его наизусть, может поделиться им со своими друзьями, а
может и отбросить его от себя прочь. Такова суть Поэзии. Придет время – и тебя
признают, Гомеро.
Гомеро: Когда же?
Просперо: Точно не знаю. Но думаю, к тому
времени в твоей голове на месте мозгов обоснуется дружная семейка кладбищенских
червей.
Гомеро: Твоими устами, да мед пить.
Просперо: Увы!
Гомеро: Ты знаешь, позавчера у меня
купили одно стихотворение.
Просперо: Какое?
Гомеро: «Невыразимая печаль…»
Просперо: Прекрасно. И сколько ты получил
за него?
Гомеро: Сто монет.
Просперо: Щедро! И кто покупатель?
Гомеро: Так, один богатый тип. И он
приобрел у меня эти стихи вместе с авторством. Хочет блеснуть перед дамами.
Просперо: Пусть блещет. Ты жалеешь, что
лишился этих стихов?
Гомеро: Нет. Я их не любил. Кстати, этот
тип приглашает меня в путешествие по Европе. С полным пансионом.
Просперо: Прекрасно. Тебе надо
согласиться.
Гомеро: Ты думаешь?
Просперо: Конечно! Тебе просто необходимо
отдохнуть. Ты совсем загнал себя. Скверно, очень скверно выглядишь, дружище.
Тебя стали избегать все наши знакомые. Ты похож на тень.
Гомеро: Тень?
Просперо: Ну, да…
Голос: (Сверху) Мсье Гомеро, вас дожидается
гость.
Гомеро: Что за гость, мадам Дюра?
Голос: Тот
господин, что был у вас позавчера.
Гомеро: Через минуту я поднимусь к нему.
(К Просперо) Значит,
советуешь согласиться?
Просперо: (Увлекая Гомеро в дом) Обязательно,
друг мой.
Шут: (К зрителям)
Так стал
Гомеро тенью Тени,
Просперо
проводил их в путь,
И пожелал им развлечений,
Приятных
встреч, любовных пут.
Они узнали за
пол года
Берлин,
Мадрид, Афины, Рим,
И в Баден-Бадене,
на водах
Мы вновь за
ними последим.
Шут уходит, занавес широко
открывается.
Сцена 2
Гостиная
пансиона в Баден-Бадене. На канапе сидит мрачный Гомеро. Доносятся звуки
музыки, веселые голоса.
Голоса:
Лора: Нет, все, хватит. Мне решительно
надоела эта дурацкая игра. Я хочу танцевать. Гельмут, распорядись, чтобы
музыканты играли что-нибудь повеселее.
Лутс: Эй, вы, там! Что-нибудь для
танцев!
Мария: Но, фрау Лутс, вы еще не
отработали свой фант.
Лора: О, я помню, сеньора да Кошта. Но
ведь вечер еще не кончился, не так ли? (громко) Мсье Оремог! Вы опять танцуете с
принцессой! А обещали этот танец мне.
Оремог: Каюсь, покорно каюсь, фрау Лора.
Обещаю исправиться. Два следующих танца – только с вами. А пока можете
потанцевать с герром Лутсом.
Лора: С Гельмутом? Танцевать с
собственным мужем – это пошло. (Смех) Лучше уж я схожу навестить вашего друга.
Мария: Ни пуха вам.
Лора: А, к черту!
Лора появляется в гостиной.
Гомеро встречает ее недовольным взглядом. Она усаживается напротив него и
закидывает ногу на ногу. Держится вызывающе.
Лора: Вы такой нелюдимый, мсье Гомеро.
Вам не скучно?
Гомеро: Нет. А что?
Лора: Ну как?! Все танцуют, играют,
развлекаются. А вы – здесь, в полном одиночестве.
Гомеро: Одиночество – это стихия поэта,
фрау Лутс.
Лора: Фрау Лора! А еще лучше – просто
Лора. Только для вас. Мне бы очень хотелось, чтобы вы ко мне обращались так.
Гомеро: Это фамильярно.
Лора: Почему? Вы будете называть меня
Лорой, а я вас – Гомеро. Кстати, вас, по-видимому, назвали так в честь того
самого великого грека?
Гомеро: (Оживляясь) Вы слышали о Гомере?
Лора: (С усмешкой) Дорогой Гомеро, мы, женщины, быть
может, и глупы, но далеко не всегда невежественны. Так я права насчет Гомера?
Гомеро: Абсолютно, фрау Лора.
Лора: Лора. Просто Лора. Итак, вас
назвали в честь великого грека. Кто же оказался столь оригинальным? Наверняка,
ваша матушка?
Гомеро: Вы снова правы, фрау Лора.
Лора: Она до сих пор жива?
Гомеро: Увы…
Лора: Вы очень любили ее, а она обожала
вас? (Пересаживается
на канапе – совсем рядом с Гомеро)
Гомеро: Конечно. Разве может быть иначе?
Лора: Конечно, нет, мой дорогой
Гомеро. У вас нет. (Придвигается поближе к нему) Меня, милый мой Гомеро, всегда
как-то по особенному трогали мужчины, обожающие своих матерей. (Осторожно кладет ему
ладонь на бедро) Вы, верно, очень страдали, когда она умерла?
Гомеро: Да. А почему вы об этом
спрашиваете, фрау Лора?
Лора: (Гладит его ладонью по щеке) Бедненький
мой, ты до сих пор не догадываешься?
Гомеро: (Вставая с канапе) Простите, фрау Лутс, но я
вас не понимаю. (Самому
себе) Черт, ерунда какая-то! (Лоре) Быть может, мы поговорим о
чем-нибудь другом? Если хотите, я бы мог вам стихи почитать.
Лора: Свои стихи, мсье Гомеро, читайте
лучше деревенским девкам в трактире. (Негодуя, идет к выходу из гостиной) Мсье
Оремог, ваш друг просто несносен. Вы не могли бы на него повлиять? Своим
мрачным видом он отвадит всех клиентов от нашего пансиона и мы с Гельмутом
разоримся.
Сцена 3
Гомеро
и Оремог с принцессой Эпозией.
Оремог: (Появляется в гостиной в сопровождении Эпозии) Гомеро,
что вы себе позволяете?
Гомеро: А что я себе позволяю?
Оремог: Вы довели фрау Лору до слез.
Считаете это пустяком?
Гомеро: (Огорченно) До слез? Вот черт! Я этого
не хотел.
Эпозия: Однако, вышло именно так. Мне ее
очень жалко. Фрау Лора такая хорошенькая! Вы со мною согласны, мсье Оремог?
Оремог: (Со значением, целуя руку принцессы) Совершенно,
дорогая моя принцесса. (С сомнением смотрит в сторону Гомеро, а затем обращается к Эпозии) У меня к
вам маленькая просьба, Ваше Высочество.
Эпозия: Да, мсье Оремог?
Оремог: Вы не могли бы оставить нас с мсье Гомеро на минуточку наедине? Всего на
минуточку – мне хотелось бы сказать своему приятелю нечто важное.
Эпозия: Нет ничего проще, мсье Оремог.
Но только на минуточку. А не-то я начну скучать. (Уходит)
Оремог: (Проводив Эпозию взглядом, к Гомеро) Не
понимаю вас, Гомеро, почему бы вам не поухаживать за хозяйкой? Она на самом
деле очень мила.
Гомеро: Нет, мсье Оремог, все равно это
ни к чему не приведет.
Оремог: А к чему это должно привести?
Гомеро: Я хотел сказать, что она –
замужняя женщина.
Оремог: Ну и что? Раньше подобные
обстоятельства вас лишь вдохновляли. Вообще, странно: с тех пор, как я
отделился от вас, вы стали таким моралистом. Вам это не идет. Поэт должен быть
блудлив. Уж не надумали ли вы жениться?
Гомеро: Конечно, нет.
Оремог: Ну и правильно. Трудно найти
такую дуру, которая согласится выйти замуж за поэта.
Гомеро: Это уж точно.
Оремог: Вот и волочитесь за фрау Лорой.
Зачем терять такую возможность? Тем более, что вам это ровным счетом ничего не
стоит. Никаких обязательств – ни материальных, ни моральных. Идеальный вариант
для поэта.
Гомеро: А как посмотрит на это ее муж?
Оремог: Этот придурок? Так, как и
положено смотреть на это серому мужу при красивой жене. (Громко) Герр
Лутс!
Лутс: (Появляясь в дверях) Что, мсье
Оремог?
Оремог: Вы ведь не будете против, если
мсье Гомеро немного поухаживает за вашей женой?
Лутс: Что вы, что вы, мсье Оремог! В
нашем пансионе создаются все условия для отдыха клиентов. Ухаживайте хоть все
вместе.
Оремог: Благодарю вас, герр Лутс. (Лутс исчезает) Видите?
Никаких препятствий. Ну?
Гомеро: Что «ну»?
Оремог: Так и будете сидеть сиднем
здесь, или, быть может, пойдете и пригласите фрау Лору потанцевать?
Гомеро: Хорошо, я пойду. Но только ради
вас. Кстати, у меня есть к вам одно предложение.
Оремог: Какое?
Гомеро: Мы с вами путешествуем уже пол
года. И все это время не разлучались. Вы сами стали называть меня приятелем.
Почему бы нам не обращаться друг к другу на «ты»?
Оремог: Блестящая мысль.
Гомеро: Значит, ты согласен?
Оремог: Наполовину, Гомеро.
Гомеро: То есть?
Оремог: Видишь ли, я отношусь к тем
существам, у которых до предела обострено чувство собственного достоинства, так
сказать. Когда кто-нибудь пытается мне «тыкать», или – того хуже – норовит
похлопать меня по плечу, я…я страдаю. Поверь мне – я ужасно страдаю! Ты можешь
это представить? Я так ненавижу этого человека, что готов сделать с ним все,
что угодно – оболгать, зарезать,
отравить, отнять у него все, что он имеет – жену, возлюбленную, детей, близких,
богатство. Я готов на все, лишь бы унизить этого человека. Это мой пунктик.
Поэтому, Гомеро, я, конечно же, не могу позволить тебе ко мне так обращаться,
но самому себе я это позволить могу вполне – по отношению к тебе или еще к
кому. Твое желание объяснимо и, как видишь, наполовину оно исполнилось. (Подходит к Гомеро и
фамильярно хлопает его по плечу) Иди, потанцуй с фрау Лорой. И
скажи этой юной шлюшке Эпозии, что я жду ее здесь.
Гомеро: Но…
Оремог: Полно. Сколько можно переливать
из пустого в порожнее? Иди. (Гомеро уходит, Оремог самодовольно улыбается, вскоре, в гостиной
появляется возбужденная Эпозия)
Сцена 4
Эпозия
и Оремог
Эпозия: Вы, наконец, уладили свои дела,
мсье Оремог?
Оремог: Да, Ваше Высочество. И теперь
хочу сообщить вам нечто важное.
Эпозия: Да? Я вся во внимании. (Оремог властно притягивает
ее к себе и крепко целует в губы) Оремог!
Оремог: Эпозия!
Эпозия: (Отстраняется от него, взволнованно дышит,
отходит в сторону) И что это означает?
Оремог: (Снова приближается к ней) Это
означает лишь то, что означает. Что может означать поцелуй?
Эпозия: Смотря для кого и смотря когда.
Меня интересует, что означает именно этот поцелуй?
Оремог: Только одно – что я, как
минимум, увлечен вами.
Эпозия: А как максимум?
Оремог: (Обнимает ее за плечи) Что я
люблю вас, Эпозия. (Целует ее в шею)
Эпозия: (Слегка отстраняясь) Вы,
оказывается, влюбчивы?
Оремог: О нет! Уверяю тебя, Эпозия, нет!
Эпозия: Мы уже на «ты»?
Оремог: Так, давай, перейдем.
Эпозия: Хорошо. Я не возражаю. (Начинает прохаживаться
вокруг Оремога, лукаво поглядывая на него) Ты ведь богат?
Оремог: Чрезвычайно. И без труда могу
разбогатеть еще больше.
Эпозия: И ты нравишься женщинам?
Оремог: Увы, ничего не могу поделать с
этим.
Эпозия: Я тоже богата и тоже нравлюсь
мужчинам. В этих отношениях мы равны. Но все-таки у меня есть нечто такое, чего
нет у тебя.
Оремог: О чем ты? Я не понимаю, куда ты
клонишь.
Эпозия: Согласись, что деньги и
драгоценности, красивая одежда и лошади, развлечения и наслаждения, успех у
противоположного пола – все это, конечно, хорошо. И все к этому стремятся. Не
всем этого удается достичь, но – кому все же удается – оно быстро приедается.
Не так ли?
Оремог: Допустим.
Эпозия: И ведь это и не удивительно: что
хорошего обладать тем, что есть пусть и не у всех, но у очень многих. И о чем
смеет мечтать даже самый захудалый трактирщик или какая-нибудь чахоточная
цветочница. Ведь так?
Оремог: Пожалуй.
Эпозия: Но ведь есть нечто такое, о чем
не смеют даже мечтать все эти заурядности. И чем больше человек имеет этого
нечто, тем ему его больше хочется. Оно никогда не надоедает.
Оремог: Что же это?
Эпозия: Власть.
Оремог: Власть?
Эпозия: Да. Ничто не приносит такого
полного ощущения жизни, как обладание властью. Великий Александр и Цезарь, Нерон
и Калигула могли бы рассказать об этом многое. И это то, что есть у меня, и
чего нет у тебя. Но я могу поделиться этим с тобой.
Оремог: Каким образом?
Эпозия: Не прикидывайся. Ведь ты уже все
понял. Ты же не такой лопух, как твой приятель Гомеро?
Оремог: Он мне не приятель.
Эпозия: А кто же он?
Оремог: Он – моя тень. Я плачу ему
деньги, чтобы он повсюду следовал за мной. Как тень. Я хочу, чтобы даже тень
моя была не похожа на тени других людей.
Эпозия: Потрясающе! Ты, мой дорогой,
даже в этом преуспел. Значит, ты до такой степени честолюбив?
Оремог: О да!
Эпозия: Красив, умен, честолюбив! – народ
Монако будет в восторге. Лучшего принца, а затем и короля и желать не стоит.
Одним словом, дорогой, я хочу взять тебя в мужья.
Оремог: Это предложение?
Эпозия: Да. Я понимаю, что приличия не
предполагают, чтобы в этом вопросе инициатива исходила от женщины. Но я –
человек без предрассудков. Поверь мне, наступит такое время, когда не мужчины
будут домогаться женщин, а наоборот.
Оремог: Что ж – я согласен. Но у меня
есть одно пожелание.
Эпозия: Какое?
Оремог: Хочу, чтобы до нашего отъезда…
Нет, чтобы до самого Монако весь наш договор оставался между нами. Идет?
Эпозия: Идет. Можешь снова поцеловать
меня. (Оремог
приближается к ней и они целуются. В этот момент вся гостиная наполняется
обществом, которое наседает на Гомеро)
Сцена 5
Мария: Никаких отговорок, мсье Гомеро,
никаких!
Гомеро: Но, сеньора да Кошта…
Мария: Нет, нет! Общество желает
слушать ваши стихи. Луиш, скажи свое мнение.
Луиш: Да, мсье Гомеро, моя жена права.
Лора: Мсье Гомеро такой ломака. Мсье
Оремог, вам необходимо снова подействовать на своего друга.
Гомеро: О Господи! Нет!
Все вместе: Да, да, да!
Лора: Мсье Оремог, хватит целовать
принцессу!
Оремог: Гомеро! Ты должен уважить этих
людей. (Ко
всем) Господа, не беспокойтесь! Занимайте места в зале. Сейчас
начнется вечер поэзии.
Лутс: Позвольте, я присяду рядом с
вами, сеньора Мария?
Мария: Конечно, герр Лутс.
Лора: (Марии) А я, если вы не против, устроюсь
рядом с вашим мужем.
Мария: Конечно, дорогая Лора. Милый,
поухаживай за фрау Лутс!
Оремог: (Придвигая кресло Эпозии) Прошу,
дорогая.
Эпозия: Шампанского! Я хочу шампанского!
Шампанское и стихи – как это мило!
Лутс: Оскар! Оскар!
Оскар: Да, герр Лутс?
Лутс: Немедленно всем шампанского.
Оскар: Слушаюсь, герр Лутс.
Эпозия: Мсье Гомеро, я все время ловлю
на себе ваш странный взгляд, и думаю, что он означает. Вам я тоже нравлюсь?
Гомеро: Нет.
Эпозия: Нет?! Вы невежливы.
Гомеро: Просто вы мне напоминаете одну,
одну…
Эпозия: Кого же?
Гомеро: Одну особу, которую я однажды
повстречал в небольшом городке в Алжире.
Эпозия: (Принимая бокал шампанского с подноса,
принесенного Оскаром) В Алжире? Уверяю вас, я там никогда не была.
Гомеро: Я в этом и не сомневался.
Эпозия: Вы опять невежливы. Но я прощу
вам все за хорошие стихи.
Гомеро: А я и не собираюсь читать.
Оремог: (Укоризненно) Гомеро!
Мария: Мсье Гомеро! Как не стыдно?! Вы
огорчаете стольких людей.
Гомеро: Ваши претензии, господа, так,
так… Так бесцеремонны. Я никогда не откликаюсь на предложения вроде: «Давай,
читай, а мы послушаем тебя».
Лутс: Но почему, мсье, Гомеро? Что в
этом зазорного?
Гомеро: Потому что Поэзия – это шепот,
устремленный в даль, к будущим поколениям. Глупо перешептываться с соседом.
Эпозия: Я чувствую, что мы останемся с
носом.
Оремог: Господа, я вас выручу. Я прочту
вам свое стихотворение.
Эпозия: Как – ты тоже сочиняешь?
Оремог: Немного. Для себя. Для души, так
сказать.
Лора: Браво, браво, мсье Оремог. Мы
вас с интересом слушаем.
Оремог: (Прокашливается, мельком взглядывает на
Гомеро. Читает)
Невыразимая
печаль
Открыла два
огромных глаза,
Цветочная
проснулась ваза
И выплеснула
свой хрусталь.
Вся комната напоена
Истомой –
сладкое лекарство!
Такое
маленькое царство
Так много
поглотило сна.
Немного
красного вина,
Немного
солнечного мая, –
И тоненький
бисквит ломает
Тончайших
пальцев белизна.
– Я
закончил. Если что – не обессудьте.
Лора: (Хлопая в ладоши) Браво, браво, мсье Оремог!
Эпозия: Дорогой мой, ты не перестаешь
удивлять меня своими достоинствами.
Мария: Вы заметили, господа? Они уже на
«ты»!
Лора: Это было ожидаемо.
Оремог: (Подходит к Гомеро, говорит ему на ухо) Не
забывай, что ты продал мне эти стихи.
Лора: Теперь пусть почитает мсье
Гомеро. (К
Гомеро) Ну, не будьте букой! Если даже мсье Оремог отважился
позабавить общество, то уж вам-то тем более не отвертеться.
Оремог: Гомеро, ну что тебе стоит?
Гомеро: Хорошо, я почитаю немного. (Все, выжидая, затихают.
Гомеро начинает читать в полной тишине)
Отчего
душа так певуча,
И так мало
милых имен,
И мгновенный
ритм – только случай,
Неожиданный Аквилон?
Он подымет
облако пыли,
Зашумит
бумажной листвой,
И совсем не
вернется – или
Он вернется
совсем другой.
О широкий
ветер Орфея,
Ты уйдешь в
морские края –
И, несозданный
мир лелея,
Я забыл
ненужное «я».
Я блуждал в
игрушечной чаще
И открыл
лазоревый грот…
Неужели я
настоящий,
И
действительно смерть придет?
Гробовое молчание. Сеньор да Кошта вдруг
начинает кашлять. Фрау Лутс стучит ему кулаком по спине.
Мария: Мсье Оремог, а быть может, вы нам
еще что-нибудь прочтете? Что-нибудь свое.
Оремог: Я бы, конечно, мог, но не
решаюсь надоедать столь почтенному обществу своими стихами.
Эпозия: Почему, дорогой? Мы все тебя
просим.
Лутс: Да, мсье Оремог, сделайте
одлжение.
Оремог: Вы уверены?
Луиш: Ну, конечно, мсье Оремог.
Оремог: Ну, если вы настаиваете. (Читает)
От легкой
жизни мы сошли с ума:
С утра вино,
а вечером похмелье.
Как удержать
напрасное веселье,
Румянец твой,
о пьяная чума?
В пожатьи рук
мучительный обряд,
На улицах
ночные поцелуи,
Когда речные
тяжелеют струи
И фонари, как
факелы, горят.
Мы смерти
ждем, как сказочного волка,
Но я боюсь,
что раньше всех умрет
Тот, у кого
тревожно красный рот
И на глаза
спадающая челка.
Во время чтения Оремог поначалу аппелирует к
дамам, в середине стиха к мужчинам, а последние строки читает прямо в лицо
Гомеро. Закончив чтение, снова склоняется к самому его уху и говорит: «Не
забудь, что ты продал мне и это стихотворение». В гостиной все дружно
аплодируют.
Мария: Да вы просто гений, мсье Оремог!
Эпозия: Нет, он просто выдающийся
человек.
Лутс: Безусловно, безусловно.
Луиш: Я расскажу о вас, мсье Оремог, в
лучших домах Мадрида.
Оремог: Право, не стоит, сеньор да
Кошта.
Мария: Мсье Гомеро, кстати, что вы
имели в виду, когда писали «неужели я настоящий»? У вас есть сомнения на этот
счет?
Луиш: А что значит «забыл ненужное
«я»? Я – это всегда я. Разве можно забыть о самом себе?
Эпозия: Кажется, я знаю, почему он так
написал!
Мария: Да? Поделитесь этим с нами.
Эпозия: О нет! Это секрет.
Лора: Господа, господа! Оставьте в
покое мсье Гомеро! Разве вы не видите, что ему плохо? Идите танцевать, а я
останусь с ним – ему необходимо дружеское участие. Идите же! (Заговорщицки всем
подмигивает. Те удаляются)
Сцена 6
Лора
и Гомеро
Лора: Вам плохо, мсье Гомеро?
Гомеро: Да, фрау Лора.
Лора: Просто Лора.
Гомеро: Да, Лора, мне очень плохо.
Лора: Я, конечно, глупая женщина и
ничего не смыслю в поэзии, но твои стихи, Гомеро, мне очень понравились.
Гомеро: Правда, Лора?
Лора: (Приближается к нему) Да, мой
дорогой. (Обнимает
его и тянется к нему губами) Ну, что же ты? Разве я недостаточно хороша для тебя?
Или ты тоже, как и все мужчины на водах, влюблен в эту Эпозию?
Гомеро: Нисколечко.
Лора: Так поцелуй же меня. (Гомеро ее целует. Она поднимает
руку вверх и щелкает пальцами. Гостиная вновь наполняется людьми)
Сцена 7
Мария: Браво, фрау Лора, вы сполна
отработали свой фант.
Лора: (Отстранившись от Гомеро) Сполна,
сеньора Мария. (К
Гомеро) Простите меня, мсье Гомеро, но такой уж мне выпал фант –
добиться от вас поцелуя. (Ко всем) Это было нелегко, господа, уверяю вас.
Гомеро: (С содроганием глядя на всех) Вы, вы! (Убегает из гостиной)
Лора: Оскар! Немедленно шампанского всем! За счет заведения,
господа! (Все
аплодируют, занавес закрывается)
Шут: (Появляется на авансцене. К зрителям)
Они так проводили время:
Так тень росла и ник Гомеро.
Его к земле давило бремя –
Так в чем же Бог, так в чем же вера?
Увы, мир был несправедлив
К таким, как он. И навсегда
На небе гасла торопливо
Поэта яркая звезда.
И Оремог увлек в Монако
Его с собой – случилось так!
Ну, что ж, пора начать, однако,
Последний и кровавый акт.
Действие
четвертое
Сцена 1
Играется на авансцене. В правом углу
– диванчик и столик. Ваза с фруктами. Кипа бумаги. Шут все еще остается на
сцене. Садится прямо на подмостках в левом углу сцены. Появляется Гомеро – в
рубашке и бриджах. Идет к столику, берет листы и, присев на диванчик,
перебирает их. Задумывается.
Шут: Тебе грустно, Гомеро?
Гомеро: (Поднимает голову, оглядывается) Кто
здесь?
Шут: Не ищи меня. Все равно тебе не
дано меня увидеть.
Гомеро: Почему?
Шут: Потому что я – шут. А шуты
существуют лишь для тех, у кого в нас есть потребность. Ты же – поэт. Это совершенно особенный способ жизни – быть
поэтом. И при таком способе жизни шуты без надобности.
Гомеро: Кому же надобны шуты?
Шут: Всем остальным. Так называемым
нормальным людям.
Гомеро: Интересно! Никогда об этом не
задумывался. Но, пожалуй, я бы мог с тобой согласиться. Только все же не пойму
– для чего вы всем остальным людям?
Шут: О, им мы просто необходимы!
Многие жаждут развлечений – и мы развлекаем их. А некоторые видят в нас самих
себя. Но никто и никогда в этом не сознается. Человек говорит сам себе: «Да,
то, что показал шут, очень на меня похоже, но все же я гораздо лучше. А это –
всего лишь жалкая пародия на меня». Кстати, ты не узнаешь мой голос?
Гомеро: Твой голос? Да, я его где-то
слышал.
Шут: Алжир, маленький городок на
побережье.
Гомеро: Да, да, вспомнил. Ты тот, кто
тогда обозвал меня «болваном». А я думал, что это мне почудилось.
Шут: Ну, конечно, как же! Почудилось!
Почудиться может только что-нибудь хорошее, а если кто-то обозвал тебя
«болваном», то можешь не сомневаться, что это было на самом деле. Впрочем, я
это сделал любя.
Гомеро: Но как зовут тебя?
Шут: Пеппино. Я шут Эпозии.
Гомеро: Ах, этой!
Шут: Увы. Но – по совместительству –
я еще и шут всей этой пьесы.
Гомеро: Этой пьесы?
Шут: Иногда ее почему-то называют
жизнью. Но мне больше нравится слово «пьеса». Ты не замечаешь, что мы сейчас на
сцене? И что на нас смотрит зритель?
Гомеро: Какой зритель? О чем ты? Ты о
Боге?
Шут: И о нем тоже. И для зрителя все,
что происходит здесь – лишь зрелище, развлечение. Для тех же, кто находится на
этой сцене – все это очень серьезно. Особенно для тебя, Гомеро.
Гомеро: Почему для меня «особенно»?
Шут: Увы, ты скоро об этом узнаешь.
Но – сейчас лучше поговорить о чем-нибудь другом. Тебе, наверное, теперь
хотелось бы почитать кому-нибудь вслух что-нибудь свое?
Гомеро: Да. Как ты угадал? В этой стране
мне некому читать, к сожалению. Никто не услышит ни слова.
Шут: Но я же здесь! Шуты мало-мальски
смыслят в поэзии. Читай, Гомеро!
Гомеро: Хорошо, я хочу тебе прочесть…
Шут: Одно очень старое твое
стихотворение. Я знаю. Читай!
Гомеро: Ты настоящий провидец, Пеппино.
Слушай же:
Только
детские книги читать,
Только детские думы лелеять,
Все большое далеко
развеять,
Из глубокой печали восстать.
Я
от жизни смертельно устал,
Ничего от нее не приемлю,
Но люблю мою бедную землю
Оттого, что иной не видал.
Я
качался в далеком саду
На простой
деревянной качели,
И
высокие темные ели
Вспоминаю в туманном бреду.
Шут: Я тоже люблю эту бедную землю
оттого, что иной не видал. Ты хочешь свести счеты с жизнью, Гомеро?
Гомеро: Ты вновь угадал, Пеппино. Ты
хорошо чувствуешь поэзию. Прямо, как мой друг Просперо.
Шут: Во-первых, не торопись. К чему
делать самому то, что за тебя сделают другие?
Гомеро: О чем ты?
Шут: А во-вторых, у меня для тебя
новость.
Гомеро: Какая?
Шут: Твой друг Просперо едет по твоим
следам. Он хочет сообщить тебе, что твою книгу стали покупать.
Гомеро: Правда? Все-таки стали! Я верил.
Я всегда верил. Я не спрашиваю тебя, откуда ты все это знаешь, но скажи мне,
когда он будет здесь?
Шут: Послезавтра утром.
Гомеро: Значит, я буду спасен. Прощай,
проклятый Оремог. Здравствуй, Просперо,
здравствуй, Париж! Боже мой! И как я мог допустить такое? Как я мог оказаться в
такой тяжкой неволе? Я – человек, для которого нет ничего дороже на свете
внутренней свободы?
Шут: (К зрителям) Нет, не спасет Просперо
Несчастного
Гомеро –
Лишь на день
опоздает он.
Поэта песня
спета –
И завтра на
рассвете
Будет он
казнен.
(К Гомеро) Сюда идут, Гомеро.
Гомеро: Кто?
Шут: Тот, кто в отличие от тебя не
может меня не только видеть, но и слышать тоже.
Гомеро: О ком ты?
Шут: О твоей Тени, Гомеро.
Сцена 2
Те
же и Оремог.
Оремог: С кем ты здесь разговариваешь,
Гомеро?
Гомеро: Сам с собой.
Оремог: Опять сочиняешь? Или читаешь
вслух самому себе свое избранное? Что ж: пустота – лучшая аудитория для поэта.
Я пришел, чтобы заблаговременно предупредить тебя о наших планах.
Гомеро: Мы снова куда-нибудь едем?
Оремог: Нет. Завтра, Гомеро, состоится
моя свадьба с принцессой Эпозией.
Гомеро: Свадьба? Ваша?
Оремог: Тебя это удивляет? Да, я
собираюсь жениться, как все нормальные люди.
Гомеро: Но вы-то – не нормальный
человек. Вы – тень. Вы не имеете права жениться.
Оремог: Вот еще! Это кто же так решил?
Почему я не имею права жениться?
Гомеро: Мне плевать на эту пустую и
тщеславную девчонку, но она – принцесса. От того, кого она возьмет себе в
мужья, зависит благополучие этой страны и ее народа. Кроме того, вы – тень, и у
вас не может быть детей.
Оремог: А мне плевать и на эту страну и
на ее народ. И какое мне дело до того, кто унаследует после моей смерти местную
корону?
Гомеро: Этой свадьбе не бывать!
Оремог: Кто может этому помешать? Или
что?
Гомеро: Я! Я всем расскажу, кто вы на
самом деле!
Оремог: И кто тебе поверит? Я сейчас же
позову стражу и прикажу ей отправить тебя в тюрьму. Приживал! Поэтишко! (В этот момент, шут
отвешивает Оремогу смачного пинка. Тот, едва не упав, ошарашенно оглядывается
вокруг)
Гомеро: Что с вами, Оремог? Вы потеряли равновесие?
Оремог: Я никогда не теряю равновесия.
Шут: Это я отвесил ему пинка, Гомеро.
И вообще, какого дьявола ты «выкаешь» этой скотине?
Гомеро:
И тем не менее, ты его потерял!
Оремог: Я же предупреждал тебя! Не
говори мне «ты»!
Гомеро: Ты ничтожество, Оремог! И, как
всякому ничтожеству, тебе нужны все эти атрибуты значительности. Ведь сознайся
– ты до сих пор чувствуешь свою неполноценность. И тебе никогда не справиться с
этим чувством. Даже, если ты станешь королем Монако, ты все равно останешься
ничтожеством.
Оремог: Прекрати, или навлечешь на себя
беду. И не тебе меня упрекать – ведь я часть тебя. Во мне нет ничего такого,
чего бы не было прежде в тебе.
Гомеро: Какое счастье, что мы однажды
разделились! Только после этого я стал кое-чего смыслить в жизни, только после
этого я написал лучшие свои стихи. Ты – мусор моей души! Женишок!
Оремог: Ах, так! (Подбегает к двери) Стража!
Немедленно ко мне! Скорее!
Стражник: Слушаю, Ваше Высочество!
Гомеро: Ого! Да ты уже «высочество»!
Оремог: Схватите этого типа и бросьте
его в тюрьму. Живо!
Гомеро: (Скрученный стражниками, проходя мимо Оремога) Никогда
не стать тебе равным людям! (Его уводят)
Сцена 3
Появляется
встревоженная Эпозия
Эпозия: Дорогой мой, что случилось?
Оремог: Ты представляешь, дорогая, моя
тень возомнила, что стала господином, а я стал вдруг ее тенью.
Эпозия: Какая наглость!
Оремог: Я вызвал стражу и приказал
посадить ее в тюрьму.
Эпозия: Ты поступил по-королевски,
дорогой.
Оремог: Что теперь делать с нею? Ума не
приложу!
Эпозия: О, это пустяки! Ее попросту
нужно казнить.
Оремог: Ты думаешь? Но мне как-то ее
жалко. Все-таки она – моя тень.
Эпозия: Ты такой добрый! Но я полагаю,
что казнь будет самым милосердным поступком по отношению к твоей тени. Подумай
сам – что может быть хуже, чем быть тенью? Лучше тогда уж не быть совсем.
Оремог: Твои рассуждения на удивление
глубоки. Я и сам порою так думал. Быть тенью? Б-ррр! Наверное, и в самом деле
ее нужно казнить. Но я хочу, чтобы это выглядело гуманно.
Эпозия: Дорогой мой, нет ничего гуманнее
гильотины. Человек и моргнуть не успевает, а он уже на том свете. Это совсем не
больно, уверяю тебя. Тем более, если речь идет о какой-то там тени. Пойдем
отсюда. Тебе нужно набраться сил для завтрашних торжеств. (Оборачивается и видит
шута) Пеппино? Что ты тут делаешь? Кто разрешил тебе шляться по
гостевым комнатам?
Шут: Ах, Эпозия, когда ты злишься, ты
становишься такой соблазнительной.
Эпозия: Если это шутка, то совсем не
смешная. Я и сама знаю о своей соблазнительности. Да и как ты смеешь шутить на
эту тему?
Оремог: С кем ты разговариваешь?
Эпозия: Это же Пеппино – мой шут. Разве
ты сам не догадался? Так одеваются только шуты. (К Пеппино) Пошел прочь отсюда,
пройдоха!
Шут: Это еще вопрос, кто здесь
настоящий пройдоха! (Проходя мимо Оремога, шлепает того ладонью по заднице и дважды щелкает
пальцами у него перед носом)
Эпозия: (Шлепает шута веером. Оремог недоуменно озирается.
Напуган) Наглец! Я и тебя отправлю на гильотину!
Шут: Подумаешь! Вжик! И все! (Выбегает из комнаты)
Эпозия: Идем, мой милый. И не будь таким
озабоченным. Тебе это не идет. (Выходят. Освещение на авансцене гаснет. Слышится звук шарманки. Занавес
раздвигается)
Сцена 4
Посередине сцены стоит
гильотина. Рядом с нею палач. Слева от гильотины – группа людей: две женщины и
мужчина. Неподалеку от них – шарманщик. Появляется Эпозия в сопровождении
Оремога и шута.
Женщина №1: (С содроганием) Кого казнят сегодня?
Мужчина: Кажется, какого-то растлителя
малолетних.
Женщина №2: Чушь! Попался очередной
фальшивомонетчик. У меня родственник в тюрьме работает.
Мужчина: И чью же монету он подделывал?
Женщина №2: Кажется, нашу.
Мужчина: Поделом ему.
Женщина №1: Не люблю я эти казни! Слишком
часто. Если уж виноват – пусть бы сидел в тюрьме.
Мужчина: Ну уж нет! Без казней жить бы
скучно было. Сегодня вообще день удачный – утром казнь, вечером свадьба.
Шут: Милая Эпозия! А ведь тело поэта
будет неплохим блюдом к свадебному столу, сознайся!
Эпозия: Заткнись, Пеппино! (Шарманщику) Эй,
шарманщик, хватит крутить свою заунывную музыку! (Делает знак рукой. Раздается звук
барабанов. Стража выводит связанного Гомеро. Ведут на эшафот. Помогают
подняться) Делай свое дело, палач!
Голоса людей: Последнее слово, последнее
слово…
Шут: Ты забыла о последнем слове,
Эпозия. Или ты хочешь лишить поэта и этого права?
Эпозия: Пусть скажет.
Оремог: Может, не стоит, дорогая?
Эпозия: Увы, но так, дорогой мой,
заведено. (Палачу)
Пусть говорит.
Палач: (К Гомеро) У тебя есть право
произнести последнее слово. (Гомеро отрицательно качает головой)
Оремог: (Насмешливо) Ты отказываешься, Гомеро? А ведь
у тебя есть прекрасная возможность в последний раз почитать свои стишки. Ты
посмотри, сколько здесь людей! И они все будут слушать тебя. Где ты найдешь еще
такую аудиторию? Ради этого стоит побывать на собственной казни.
Шут: Читай, Гомеро! Ты будешь услышан!
Гомеро: (Смотрит прямо в глаза Оремогу и читает)
Не
разнять меня с жизнью, – ей снится
Убивать и сейчас же ласкать,
Чтобы в уши, в глаза и в глазницы
Флорентийская била тоска.
Не кладите
вы мне, не кладите
Этот ласковый лавр на виски,
Лучше сердце мое разорвите
Вы
на синего неба куски.
А
когда я умру, отслуживши,
Всех живущих пожизненный круг,
Пусть раздастся и шире, и выше
Отклик неба
во всю мою грудь.
Оремог: Браво, Гомеро, это лучшие твои
стихи!
Женщина №1: Гляди-ка – поэт, что ли?
Женщина №2: А ведь верно! А какие хорошие
стихи прочел.
Мужчина: Ну и что? Что мне до его стихов?
Он бы лучше испросил бы трубочку покурить напоследок! Да перед людьми покаялся!
Женщина №1: А если ему и каяться не в чем?
Если не виновен он?
Мужчина: Так не бывает. В чем-нибудь да
виновен. Любого есть за что казнить.
Эпозия дает знак палачу.
Тот укладывает Гомеро на гильотину и спускает затвор под звук барабанов. Голова
Гомеро (муляж) скатывается по желобу в корзину. Барабаны замолкают.
Эпозия: Идем, дорогой! Нам пора
наряжаться к свадьбе. (Уходят. Народ тоже расходится. Палач укладывает голову Гомеро в мешок и
хочет унести его с собой)
Шут: Эй, палач, продай мне голову этого несчастного.
Палач: Не положено.
Шут: Я дам тебе за нее десять монет.
Палач: Голова вместе с телом должна
быть захоронена на тюремном кладбище.
Шут: Пятьдесят монет.
Палач: Тогда купи и тело.
Шут: Мне нужна только его голова.
Палач: Ладно, держи. Давай деньги,
Пеппино.
Шут: (Принимает у палача мешок с головой Гомеро.
Тот уходит. Пеппино присаживается на ступеньки гильотины. Кладет мешок с
головой Гомеро себе на колени. Нежно его обнимает. К шарманщику) Эй, ты
чего притих? Включай свою музыку! (Шарманщик послушно начинает крутить рукоятку
шарманки. Пеппино поет)
Вот
печальный конец. Как грубо
Путь поэта люди прервали!
А
бескровные его губы
Стих последний для нас шептали.
Что ты там говорил, Гомеро?
Навсегда замолчал, сердечный!
А
поэзия – лишь химера –
Тень ушедших времен кромешных.
Пусть народ веселится на свадьбе
–
Будь он счастлив на многие лета!
Оремог и Эпозия сладят
Жизнь свою на крови поэта.
Вся Поэзия кровью пропахла!
Что за мода присуща народу?
Как топор просвистит над плахой,
Так и входит
поэт в моду.
Поминальный обед, свечи –
Заслужил и поэт тризну!
Крал по крохам ночами вечность –
Расплатился за это жизнью.
Осушу за поэта чашу,
Шутовскую спою песню –
Задушевную, нежную –
нашу! –
В
град небесный идущих вместе.
Пока поется песня, над
площадью сгущаются сумерки. Слышатся раскаты фейерверка, заглушающие звук
шарманки, гул веселящейся толпы. Шут мрачно поглядывает на небо – на блики
салюта. Занавес медленно закрывается. Зрители до последнего момента видят лицо
шута и слышат грустную мелодию, раздающуюся из шарманки.
