Елизаветинские близнецы
(историческая драма)
Приблизительная продолжительность
пьесы 100 минут
№ А/с 0078441, выданный КазГААСП 17 мая 2002 года
Действие пьесы происходит в 1750 году.
Персонажи:
Елизавета Петровна, императрица, 41 год
Шувалов Иван Иванович, граф, фаворит императрицы, 23 года
Воронцов Михаил Илларионович, граф, уже 6 лет, как вице-канцлер, будущий канцлер России
(58-62 гг.), вице-канцлер при канцлере Александре Петровиче Бестужеве-Рюмине,
36 лет
Ходорковский Семен Семеныч – директор пансиона для мальчиков сирот
офицеров-дворян, погибших в сражениях за Отечество, преподает латынь в
пансионе, 50-52 года
Ходорковская Людмила Петровна – его жена, 48-50 лет
Елизавета Федоровна Оболенская, помощник директора пансиона, крестница
императрицы, предмет воздыханий Михаила Воронцова, преподаватель всемирной
истории в пансионе, 25 лет
Антон Данилович Погорельский, попечитель учебных заведений, 45
лет
Алеша Кириллов, воспитанник пансиона, сирота с 1739 года, так как отец его
погиб в этом году при штурме Хотина, исполняя должность адьютанта при генерале
Минихе Бурхарде Кристофе (в 1742 году Миних сослан Елизаветой Петровной), 10-12
лет
Камилля (Камилла)
и
Карагоз (Карина), близнецы 4-6 лет
Анастасия, монашка Воскресенско-Смольного монастыря, радетельница за
женское образование, подруга Лизы Оболенской, 20-23 года
Аксинья, служанка в пансионе, 20 лет.
В 1748 году в одном из аулов
Младшего жуза, принадлежавшего хану Абулхаиру, произошло убийство Абулхаира
султаном Бараком. Причиной убийства стали политические разногласия: Абулхаир
придерживался пророссийской позиции, а Барак склонялся к союзу с джунгарами.
После убийства над женами и детьми Абулхаира нависла угроза. При помощи А. И.
Тевкелева младшая жена Абулхаира Айгерим бежала из степи вместе с двумя
двухгодовалыми дочерьми-близняшками под защиту астраханского
генерал-губернатора Василия Никитича Татищева, который с 1737 года по 1741 год
был начальником Оренбургского края и был хорошо знаком с Абулхаиром и высоко
ценил его участие в делах соединения России и земель Младшего жуза. Вскоре
Айгерим умерла от воспаления легких. Ее дочери-близняшки Камилля и Карагоз
воспитывались при губернаторской ставке.
В 1750 году В.Н.Татищев
скончался. Одним из предсмертных распоряжений его было отправить девочек в
Петербург под опеку Михаила Илларионовича Воронцова, бывшего в ту пору
вице-канцлером России, так как Татищев и отец вице-канцлера Илларион Воронцов
некогда находились в близкой дружбе.
В Петербурге на
1-ой линии Васильевского острова находился пансион для мальчиков-сирот – детей
погибших в воинах за Отечество офицеров-дворян. Одним из воспитанников пансиона
был Алеша Кириллов – мальчик 11 лет от роду, сын поручика Андрея Кириллова, погибшего
в 1739 году во время штурма турецкой крепости Хотин. Мать Алеши умерла в 1747
году от холеры, а остальные его родственники отказались от воспитания мальчика,
так как поручик Андрей Кириллов был личным адъютантом генерала Миниха,
командовавшего русскими войсками в войне 1735-39 гг., и в 1742 году попавшего в
опалу и отправленного по распоряжению императрицы Елизаветы Петровны в ссылку –
за то, что не поддержал переворот 1741 года.
На время летней вакации
Алеша – единственный из всех воспитанников остается в пансионе. Его часто
наказывает директор и его жена, но помощница директора Елизавета Оболенская –
крестница императрицы – любит и оберегает мальчика. Алеша тайно влюблен в свою
учительницу, а та в свою очередь увлечена молодым вице-канцлером России.
В пансионе готовятся к
визиту попечителя учебных заведений – отпраздновать окончание учебного года.
Алеше в очередной раз попадает за то, что он не выучил наизусть строфы из
Горация. Вскоре прибывает визитер – вместе с ним две казахские
девочки-близняшки. Попечитель заявляет, что девочки должны некоторое время
побыть в пансионе по просьбе Михаила Воронцова – до тех пор, пока тот не примет
решения об их дальнейшей судьбе.
Между Алешей и
девочками завязывается теплая дружба. Воронцов принимает решение об отправке
девочек обратно в степь – под опеку одного из их дядей, кочующего где-то
неподалеку от Оренбурга. Дети всячески этому противятся. В дело вмешивается
Елизавета Оболенская.
Окончательное решение
принимает Ее Величество императрица Елизавета Петровна.
Санкт-Петербург, 1-ая линия Васильевского острова,
внутренний двор пансиона для мальчиков – детей офицеров, погибших в войнах за
Отечество. Видна часть двухэтажного бревенчатого дома, крыльцо во двор (на
заднем плане). От края дома к противоположному концу сцены тянется дощатый
забор, с воротами и калиткой. У дома возле крыльца стоит деревянная скамья без
спинки. Посреди двора, ближе к авансцене стоит мольберт.
(занавес открывается)
(Ходорковский и Алеша)
Слышен визг розги. В центре сцены скамья (та, что стоит у
крыльца), на ней лежит Алеша со спущенными штанами. Над ним Семен Семенович
Ходорковский – директор пансиона – с розгою в руке. Хлещет ребенка розгой. В
окно за происходящим наблюдает девушка.
Ходорковский: 22, 23, 24, 25! (бросает
розгу на землю) Можете встать, молодой человек. (Алеша – угрюмый, но не плачет – встает) Извольте застегнуть брюки!
(ждет, когда Алеша застегнется)
Теперь сядьте и слушайте меня.
Алеша: Я не хочу сидеть.
Ходорковский: Не хотите? (язвительно
усмехается) Ах, не можете!
Алеша: (упрямо) Могу, но не хочу.
Ходорковский: Хорошо, можете стоять. Но слушайте меня предельно
внимательно, господин воспитанник.
Алеша: Слушаю, господин директор.
Ходорковский: Назовите мне хотя бы одну причину, господин воспитанник,
которая мешает вам успевать по моему предмету.
Алеша: Мне не нравится этот язык, господин учитель.
Ходорковский: Что? Да как вы смеете?! Как вы можете так относиться к
этому великому, могучему, прекрасному и изысканному языку?
– Dulce et decorumest pro patria nori. Красна и сладка смерть за отечество.
И это, вам может не
нравиться? Вольнодумец! Лентяй! Невежда! Кстати, где ваш Гораций?
Алеша: Это не мой, это ваш Гораций, господин директор. Он в дортуаре.
Ходорковский: Что? Гораций валяется в спальне? А вы тем временем
бездельничаете? Занимаетесь (кивает на
мольберт) этой мазней? (кричит)
Елизавета Федоровна! Лиза!
Лиза: (девушка в окне) Что, Семен
Семенович?
Ходорковский: Принесите сюда Горация. Он валяется в дортуаре мальчиков.
Лиза: Несу, Семен Семенович.
Ходорковский: (Алеше)
Выступление воспитанников нашего пансиона запланировано на день рождения
императрицы. И латынь, молодой человек, будет гвоздем этой программы.
Алеша: Я не понимаю, господин учитель, для чего вообще нужно учить латынь?
Мертвый язык – он мертвый. А мы живые. Лучше бы больше времени тратить на
французский. Или учить вместо латыни какой-нибудь другой язык. Английский, хотя
бы.
Ходорковский: Английский – это язык варваров. Только языки романской
группы – итальянский, испанский, французский – достойны уважения. И латынь –
мать этих языков. Исключение из этого правила составляет лишь великий русский
язык.
Лиза: (появляясь на сцене с книгою в
руках. Передает Ходорковскому) Вот книга, Семен Семеныч.
Ходорковский: Спасибо, Лиза.
Алеша: Английский, господин директор, это язык Шекспира.
Ходорковский: (надменно) А
латынь – это язык Горация! Держите вашу книгу, господин воспитанник. Кстати,
Елизавета Федоровна, как он успевает по вашему предмету?
Лиза: По всемирной истории у него одни высшие баллы, а по истории России он
даже иногда меня в тупик ставит.
Ходорковский: Вот как! Что он может знать о России такого, чего не знаете
вы и все остальные?
Лиза: Он блестяще осведомлен в военной истории. Разбирается в этих … Алеша,
подскажи …
Алеша: В стратегии и тактике.
Лиза: Да. Знает назубок всю историю русского оружия. Особенно интересуется
артиллерией. Я часто отпускаю его к графу Шувалову. Алеша просто влюблен в
него.
Ходорковский: К Петру Ивановичу? К тому самому?
Лиза: Да. Граф посвящает его в секреты артиллерийского дела.
Ходорковский: (Алеше) Как? Вы
смеете отвлекать графа от важных государственных дел?
Лиза: О нет, Семен Семенович! Они большие друзья с графом. Граф обожает
Алешу. Говорит, у него способности к военному делу.
Ходорковский: Друзья? Обожает?
Лиза: Да, обожает. А вы его порете.
Ходорковский: (поперхнувшись)
Ну…. Порю, конечно. Но я же не со зла. Пользы ради, так сказать. Графа, надо
полагать, тоже пороли в детстве. Иначе бы он не возглавлял сейчас кабинет
министров.
Лиза: Сомневаюсь, что графа тоже пороли.
Ходорковский: Ну, не важно. Латынь все равно нужно учить. Всякий
образованный человек должен ее знать. В любом случае, молодой человек, я
заставлю вас ее выучить. Либо вы будете ею владеть, либо я буду делать вас
несчастным, как любила говаривать моя мать. Tertium non datur – третьего не дано. И оду
«Памятник» вы выучите в первую очередь.
Алеша: Зачем учить «Памятник» Горация на латыни, если господин Ломоносов уже
перевел эту оду на русский язык?
Ходорковский: Не сметь! Не сметь мне перечить. Никто, вы слышите,
господин воспитанник, никто не смеет мне перечить.
Ходорковская: (высовываясь в окно
на 2-м этаже) Семен Семеныч!
Ходорковский: Да, дорогая?
Ходорковская: Поднимись ко мне. Я никак не могу решить, кого и куда
рассаживать за столом.
Ходорковский: Одну минуточку, Людмила Петровна. Я веду нравоучительную
беседу с воспитанником. Закончу и поднимусь.
Ходорковская: Запарил, Семен Семеныч! Ни секундочки! Подымайся ко мне
немедленно!
Ходорковский: (поперхнувшись)
Елизавета Федоровна, я попрошу вас закончить воспитательную беседу без меня.
Дела безотлагательно призывают меня к себе.
Ходорковская: (грозно) Семен
Семеныч!
Ходорковский: (с отчаянием) Да
иду, дорогая. (Алеше) И уберите
розгу, а скамью поставьте на место. (Уходит).
(Лиза и
Алеша вдвоем)
Алеша: (проводив хмурым взглядом
Ходорковского, Лизе, показывая взглядом на книгу) Проклятый Гораций! (небрежно бросает книгу на скамью).
Лиза: (улыбаясь, подходит к Алеше и
обнимает его за плечи, усаживается вместе с ним
на скамью) Великий Гораций! (ерошит
Алеше волосы рукой) Тебе снова досталось, мой маленький рыцарь!
Алеша: (сердито) Когда я стану
артиллеристом, я расстреляю этот пансион из секретной гаубицы системы Шувалова
или из единорога его же системы.
Лиза: Секретная гаубица, единорог – что за мудреные словечки появились опять
в твоем лексиконе? Граф продолжает будоражить твое воображение?
Алеша: Да. Петр Иваныч разрабатывает сейчас образцы новых пушек. Он говорит,
что 3-х фунтовые пушки Семеновского полка уже безнадежно устарели.
Лиза: Граф показывал тебе эти новые пушки?
Алеша: Нет. Пока только чертежи и эскизы. (Вскакивает
в возбуждении) Это так здорово, Лиза! У русских скоро появятся новые пушки,
лучше которых в мире нет.
Лиза: (улыбаясь) Ого! Значит, граф
делится с тобой государственными секретами?
Алеша: (помрачнев) Все равно я пока
не разбираюсь в чертежах.
Лиза: (вставая и обнимая Алешу вновь)
Ничего. У тебя еще все впереди. Освоишь и эту науку.
Калитка открывается. Появляется молодая девушка из простонародья –
служанка Аксинья – с тяжелыми сумками в руках.
Лиза: Аксинья, ты почему так долго?
Аксинья: Ах, барышня, я так торопилась, так торопилась. По рынку бегала, как
скаженная.
Лиза: Там Людмила Петровна уже рвет и мечет.
Аксинья: Ах, барышня, я бы раньше пришла, но на Сенатской площади встала, как
вкопанная – и не с места.
Лиза: (с улыбкой) Что же произошло
на Сенатской?
Аксинья: Ах, барышня!
Лиза: Что «ах», Аксинья?
Аксинья: Преображенцы там маршируют. Говорят, к параду готовятся к именинам
императрицы.
Лиза: А тебе-то что за дело до преображенцев?
Аксинья: (смущенно) Ах,
барышня! Такие мужчины, такие мужчины! Душу бы дьяволу продала за любовь с
любым из них.
Лиза: (продолжая улыбаться) Не
богохульствуй, Аксинья.
Аксинья: Да это так, барышня, к слову.
Ходорковская: (высовываясь в окно,
грозно) Аксинья! Где тебя черти носят? Я тебе покажу преображенцев!
Запарила! А ну, живо сюда!
Аксинья: Матушка Людмила Петровна, простите меня. (Несется с сумками к дому) Век бы на этих мужиков не глядела!
Лиза: (провожая Аксинью взглядом, Алеше)
Значит, когда станешь артиллеристом, будешь палить прямой наводкой по пансиону?
Алеша: (сердито) Разнесу его в
щепки!
Лиза: И меня вместе с ним?
Алеша: Не, Лиза, тебя тогда уже здесь не будет.
Лиза: Вот как? А где же я буду, позволь тебя спросить?
Алеша: Ты будешь моей женою. Мы будем с тобой жить где-нибудь неподалеку от
Сенатской в большом каменном доме.
Лиза: Заманчиво. Это что же: ты делаешь мне предложение?
Алеша: (отстраняясь от Лизы, отходя в
сторону, мрачно) Да.
Лиза: Но я же старая для тебя.
Алеша: Ты не старая, ты – красивая. И добрая. И я тебя люблю.
Лиза: И я тебя люблю, но …
Алеша: (перебивая ее) Неправда, ты
любишь Мишку Воронцова.
Лиза: (притворно построжев)
Извольте выбирать выражения, мой маленький рыцарь. Во-первых, с чего это ты
взял, что вице-канцлера России можно обзывать «Мишкой»? Его сиятельство Михаил
Илларионович Воронцов.
Алеша: Никакое он не «сиятельство».
Лиза: А во-вторых, это еще бабушка надвое сказала – люблю я его или нет.
Алеша: (отходя к мольберту, язвительно)
Любишь, любишь.
Лиза: (приближаясь к нему) Если ты будешь так
со мной разговаривать, я запрещу тебе называть меня по имени и вообще лишу тебя
своей дружбы. Понял?
Алеша: (берет в руки карандаш и что-то
рисует на бумаге) Ты сегодня опять поедешь с Воронцовым в оперу?
Лиза: Не знаю. (Смотрит через плечо на
рисунок) Как хорошо! Мне очень нравится. Ты потом подаришь мне этот
портрет?
Алеша: А кому мне его еще дарить? Не Воронцову же.
Лиза: У тебя твердая рука.
Алеша: Петр Иванович говорит, что будущий артиллерист должен уметь хорошо
рисовать.
Лиза: (подходит к Алеше, снова его
обнимает) Тебе нужно идти готовиться к встрече попечителя. Он уже скоро
должен появиться. Убери скамью и розгу, забери с собой Горация, и иди в дортуар
– умойся, переоденься, причешись.
Алеша: (кладя карандаш и делая то, что
подсказала Лиза) Все наши мальчики сейчас развлекаются в гостях у своих
родственников. Один я должен торчать в этом дурацком пансионе во время летних
вакаций. И еще этот проклятый Гораций и противный Воронцов.
Открывается калитка и во двор заходит девушка в монашеской
одежде.
Лиза: (бросаясь к ней) Настя!
Настя: (поправляет ее) Анастасия!
Сестра Анастасия. Отвыкла уже от монастырских порядков?
Лиза: Напрочь!
Настя: (обнимая и целуя Лизу) Ой,
Лизка, как я по тебе соскучилась!
Алеша: (ревниво наблюдая за объятиями)
Лиза!
Лиза: Что, Алеша?
Алеша: Ты потом причешешь меня?
Лиза: Обязательно, мой маленький рыцарь. Иди, а не то ты не успеешь
приготовиться к встрече попечителя.
(Алеша идет в дом. Лиза кричит ему вслед) И я тебя прошу, называй меня по
имени-отчеству при посторонних, и обращайся ко мне на «вы». Семен Семенович уже
несколько раз упрекал меня из-за тебя.
Алеша: (язвительно) Слушаюсь,
Елизавета Федоровна. (Уходит)
(Лиза Оболенская и сестра Анастасия)
Настя: Кто
этот мрачный юноша?
Лиза: О, это мой маленький рыцарь и самый любимый воспитанник.
Настя: Почему он в пансионе во время вакации?
Лиза: Некому было забрать его.
Настя: Круглый сирота?
Лиза: Абсолютный.
Настя: А родственники?
Лиза: Все родственники поспешили от него отказаться.
Настя: Вот как! Мальчишка настолько несносен?
Лиза: Мальчишка – прелесть. Просто, он сын покойного адъютанта генерала
Миниха.
Настя: Что это означает?
Лиза: Миних сейчас в ссылке – за то, что отказался участвовать в
перевороте 41-го года.
Настя: Императрица разгневалась на него?
Лиза: Еще как!
Настя: Причем здесь мальчик?
Лиза: Я думаю, не причем. Однако люди думают иначе. Думают, что если они
помогут чем-либо сыну адъютанта Миниха, то навлекут на себя гнев моей крестной.
Настя: (зло) Холуи!
Лиза: Что поделаешь – русский характер!
Настя: (поправляет) Русских мужчин
характер!
Лиза: Ну, не скажи, Настя. В этом отношении мы – женщины – недалеко от мужчин
ушли. А, пожалуй, еще и похуже будем.
Настя: Не хочу спорить. Давай, лучше поговорим о наших делах. Воронцов все еще
увлечен тобою?
Лиза: Очевидно.
Настя: Ты говорила с ним о наших идеях?
Лиза: Да, говорила. Неделю назад.
Настя: И что?
Лиза: Да он и слышать не хочет ни о чем подобном. Он считает, что глубокое образование
для женщин – это излишество.
Настя: (язвительно) Мужчина!
Лиза: О, да!
Настя: Лизка, а почему бы тебе не обратиться прямо к своей крестной?
Лиза: Сразу к императрице?
Настя: Да! Елизавета Петровна – умная женщина. Она все поймет.
Лиза: Это невозможно.
Настя: Почему? Ведь она твоя крестная.
Лиза: Во-первых, обращаться сразу к ней – это неприлично.
Настя: А во-вторых?
Лиза: А во-вторых, ты ничего не понимаешь. Ты не знаешь придворной кухни.
Елизавета Петровна не принимает ни одного решения, не посоветовавшись
предварительно с Бестужевым, с братьями Шуваловыми и Воронцовым.
Настя: (возмущенно) Но это же сплошь
одни мужчины! Как можно с ними советоваться? (бросает взгляд на рисунок) Мило! Кто рисовал?
Лиза: Мой маленький рыцарь.
Настя: Они все рыцари, пока маленькие.
Лиза: Не преувеличивай, Анастасия.
Настя: (все еще разглядывая рисунок)
Талантливо! Ничего не скажешь – талантливый мальчик. Они все талантливы, пока
маленькие. (К Лизе) И что ты
собираешься делать дальше?
Лиза: Буду стараться воздействовать на Михаила Илларионовича. Надеюсь, он
однажды уступит мне и доложит Бестужеву о наших идеях.
Настя: А канцлер тут же позабудет о них.
Лиза: Ах, Настя! Мне и так тошно.
Настя: Лиза! За твоей спиной все послушницы Воскресенско-Смольного
Новодевичьего! А за стенами монастыря – женщины всей России! Не забывай об
этом. Мы должны иметь право на образование!
Алеша: (выбегая из дому с гребнем в руке)
Лиза, Лиза, причеши меня.
Настя: Мне пора, Елизавета. Делай свое дело! Я загляну к тебе через неделю. (Целуется с Лизой).
Лиза: Ах, Настя! (Настя идет к калитке.
Вслед ей) Передай от меня сердечный поклон сестрам.
(Лиза и
Алеша)
Алеша: (глядя вслед Анастасие, Лизе) Кто эта
монашка?
Лиза:
Анастасия – моя близкая подруга. Давай свою голову. (Расчесывает Алешу) Когда я была в монастыре, мы жили в одной келье.
Алеша: В монастыре было скучно? Ай, больно!
Лиза: У нас в Новодевичьем было хорошо.
Алеша: Вы там целыми днями молились?
Лиза: Молились мы не целыми днями. Мы там еще много учились.
Алеша: Всемирная история?
Лиза: И она тоже. Повернись другим боком.
Алеша: А латынь?
Лиза: В обязательном порядке.
Алеша: Бедные монашки! (слышен стук копыт
и скрип подъехавшего экипажа) Лиза, ты слышишь? Кто-то подъехал.
Лиза:
Видимо, попечитель. (Целует Алешу в
темечко) Ну, держись, мой хороший!
(Лиза,
Алеша, попечитель пансионата с двумя казахскими девочками-близняшками, Семен
Семенович, Людмила Петровна, чуть позже – Аксинья)
По лестнице, с крыльца во двор
стремглав несутся Семен Семенович и Людмила Петровна.
Ходорковский:
(на ходу, Алеше) Ши-ш-ши! (грозит пальцем) Смотри у меня! (калитка тем
временем открывается и во двор, оставив калитку приоткрытой, проникает
попечитель учебных заведений Антон Данилович Погорельский. Ходорковский широко
раскрывает объятия и несется ему на встречу) Ваше сиятельство! Любезнейший
Антон Данилович! (добежав до
Погорельского, свертывает объятие и склоняется в поклоне. Выпрямляется)
Заждались, Ваше сиятельство, заждались!
Ходорковская: (кланяясь)
Бесконечно рады видеть вас, Ваше сиятельство.
Погорельский: Ах, увольте, к сожалению, все еще «высокоблагородие». До
«сиятельства» еще не дослужился.
Ходорковская: Дослужились, Антон Данилович, уж вы-то дослужились. (Ходорковскому, ткнув его локтем в бок)
Запарил! Ну, скажи же, хоть что-нибудь. Мяукни, хотя бы …
Ходорковский: Ваши заслуги, Антон Данилович, на благо Отечеству, на
поприще образования …
Погорельский: Ну, будет, будет. К чему все это? (Оборачивается в сторону калитки. Кого-то зовет) Ну, что же вы?
Идите, идите сюда. (Огорченно) Ах,
боже ты мой! Какие они все-таки тупые!
Ходорковская: (изумленно) Кто,
Ваше сиятельство?
Погорельский: (с отчаянием) Эти
дети! (опять в сторону калитки) Ну!
Ну, идите же сюда! (Не выдержав, сам
быстро выходит за калитку и втаскивает во двор за руки двух маленьких казахских
девочек-близняшек, которые визжат, упираются и брыкаются. Раздраженно объявляет)
Вот эти самые гадкие дети!
Камилла и Карагоз (на казахском): (Отпусти руку! Пусти! Мне больно.
Больно мне. Старый дурак!). Колымды
босат! Кой! Маган ауыр! Барып тупган акымак! (Переглянувшись, одновременно кусают Погорельского за руку).
Примечание: В казахском языке ударение ставится, как правило, на последнем слоге
слова. В данном тексте из-за невозможности дать его буквами казахского алфавита
использованы буквы русского языка, что не беда – алфавиты очень похожи. К
сожалению, русскими буквами нельзя передать специфическое казахское
произношение некоторых звуков – таких, как носовые «н» и гортанные «к».
Погорельский: О! (смотрит на свои
руки) Мои пальцы!
Ходорковский: Ваше сиятельство! (дети
убегают к скамейке и садятся на нее)
Ходорковская: Кто это, многоуважаемый Антон Данилович?
Лиза и Алеша приближаются к
детям и с любопытством их разглядывают, переглядываясь между собою. Дети
смотрят на всех с очевидной неприязнью. Ходорковская во время своей реплики –
сразу после укуса – хватает Погорельского за руки и начинает заботливо дуть на
его пальцы. Ходорковский смотрит на все происходящее туповатым взглядом.
Ходорковская:
(громко) Аксинья! Аксинья, черт бы
тебя побрал!
Аксинья: (высовываясь в проем двери)
Что, матушка Людмила Петровна?
Ходорковская: Йод! Йод и вату! Быстро!
Аксинья: Бегу, матушка Людмила Петровна.
Ходорковская: (Погорельскому)
Чьи это дети, Антон Данилович?
Погорельский: Воронцова.
Ходорковские: (в один голос,
изумленно) Воронцова?
Ходорковский: (показывая пальцем на
небо) Того самого?! Вице-канцлера? Или его старшего брата?
Погорельский: Того самого. Михаила Илларионовича.
Лиза: (насмешливо) Изволите шутить,
сударь?
Дети, тем временем,
продолжая с неприязнью смотреть на всех, начинают раскачивать ногами. Карагоз,
на мгновение покосившись на ноги Камиллы, меняет ритм, чтобы ее ноги были в
унисон с ногами сестры.
Погорельский: (в сердцах) Нет, вы неправильно меня
поняли. Ну, разумеется, это не его дети. Не кровные, так сказать.
Ходорковская:
А чьи же они тогда?
Погорельский:
Ах, милейшая Людмила Петровна! Презабавнейшая история, скажу я вам, вышла с
этими детьми.
Ходорковская:
Что вы говорите, Ваше сиятельство!
Погорельский:
(трогаясь с места, делает шаги по сцене.
Ходорковская продолжая периодически дуть на его руку, двигается рядом с ним.
Выбегает Аксинья с йодом и ватой, не замечая девочек, и начинает мазать йодом
укушенный палец той руки Погорельского, которую держит Ходорковская)
Презабавнейшая! Эти дикие девочки, можете себе представить, дети младшей жены
одного киргиз-кайсацкого хана.
Ходорковская:
Что вы говорите!
Погорельский:
Этот хан…. О Господи! Запамятовал, как его зовут. Ах, да … Хан Абулхаир. Он,
можете себе представить, ратовал за присоединение кайсаков к России – за что и
был убит одним из мятежных знатных кайсаков. Какой-то толмач – фамилию не помню
– в общем, кто-то из наших, тайком вывез мать этих детей и их самих в Астрахань
– к тамошнему губернатору, к Татищеву.
(Аксинья переходит на другую сторону и Ходорковская тоже, чтобы помазать йодом
другую руку попечителя).
Ходорковская:
Но почему к нему, Ваше сиятельство?
Погорельский:
Татищев был в большой дружбе с этим Абулхаиром. Еще будучи губернатором в
Оренбурге, он вел с ним переговоры – чтобы кайсаков этих под российскую руку
взять.
Аксинья: (вдруг увидев детей, роняет пузырек с йодом
на землю) Ой, басурмане!
Ходорковская:
(в негодовании, отвешивает Аксинье
пощечину) Ты что: басурман не видела? (Погорельскому)
Бога ради, простите, Ваше сиятельство. Никакого сладу нет с этой прислугой. (Аксинье) Запарила! Девка!
Погорельский:
(брезгливо оглядывая свои испачканные
йодом ноги) Построже надо с прислугой, построже.
Ходорковская:
А ну, быстро вытри башмаки Его сиятельства. (Аксинья бросается к ногам попечителя. Ходорковская хватает ее рукой за
сарафан и заставляет снова выпрямиться) Ну, что ты будешь с нею делать?!
Рукавом собралась вытирать? Марш в дом за тряпкой, дуреха! (Погорельскому, мило улыбаясь) Запарила!
Ваше сиятельство, я вас умоляю, расскажите до конца эту занимательную историю.
(Ходорковскому) Что ты стоишь, как
чурбан? Ну, скажи же хоть что-нибудь! (Погорельскому,
мило улыбаясь) Запарил!
Ходорковский:
Да, Ваше сиятельство, мы вас умоляем.
Погорельский:
Конечно, конечно, мои дорогие. Разве я могу оставить вас в неведении? На чем я
остановился?
Ходорковская:
На Татищеве.
Погорельский:
Ах, Татищев! Он, представьте себе, месяц назад помер.
Ходорковский:
(крестясь) Храни Господь его душу.
Погорельский:
А мать этих кайсачек скончалась на год раньше – кажется, от воспаления легких.
Ходорковский:
(крестясь) Храни Господь ее душу.
Ходорковская:
Ты зачем крестишься? Басурманка какая-то померла, а он крестится. Запарил! (Погорельскому) Продолжайте, Антон
Данилович. Умоляю вас, продолжайте.
Из дому выбегает Аксинья с
тряпкой. Взглянув на близнецов, крестится. Шепчет: «Басурмане! Храни меня
Господь» Обегает их окольным путем. Бросается в ноги Погорельскому и начинает
по очереди обтирать их тряпкой. Погорельский, разговаривая, продолжает
двигаться под руку с Ходорковской, подставляя свои ноги Аксинье.
Карагоз: (на крестящуюся Аксинью) Не деген олак кыз! Какая неуклюжая
девушка!
Камилля: (притрагиваясь рукой к Карагоз, осуждающе
покачивает головой) Солай айтпа.
Болмайды. Не говори так! Нельзя.
Карагоз: Неге? Почему? (вместо ответа Камилля многозначительно притрагивается пальчиками руки к
своей голове) А! (понимающе).
Погорельский:
Дальше, милейшая Людмила Петровна, все просто. Татищев был в большой дружбе с
покойным отцом нашего вице-канцлера. Умирая, он отправил девочек в Петербург –
под опеку Михаила Илларионовича. Сегодня утром вице-канцлер вызвал меня к себе
…
Ходорковские:
(в один голос) О!
Погорельский:
(самодовольно) Да-с! И препоручил
этих детей моим заботам, чтобы я временно поместил их в ваш пансион – пока не
отыщется кто-нибудь из их кайсацких родственников.
Ходорковская:
Изумительная история! Только я никак не могу понять, почему вице-канцлер не
поместил их в женский пансион? Ведь у нас же пансион для мальчиков.
Погорельский:
(двусмысленно улыбаясь) Михаил
Илларионович питает очевидную симпатию к вашей помощнице. (К Лизе) Он очень просил меня, барышня, передать вам, что целиком
полагается на вашу добросердечность.
Лиза: (вспыхивая) Я учту его пожелания, сударь.
Погорельский:
(Ходорковской) Да вы не бойтесь! Эти
дикарки пробудут здесь недолго. Кажется, уже отыскались какие-то их дальние
родственники. (Кашляет) Ну-с, что мы
будем делать?
Ходорковский:
Желаете вначале осмотреть пансион, Ваше сиятельство?
Погорельский:
Ах, к чему все эти церемонии? Я вам полностью доверяю.
Ходорковская:
Извольте отужинать с нами, Антон Данилович. У нас нынче отварная стерлядочка,
икорочка семи сортов, кулебяки. А наливочка, наливочка какая, Антон Данилович!
Ну, просто пальчики оближешь!
Погорельский:
Кулебяки и наливочка – это хорошо, любезнейшая Людмила Петровна. А нет ли у вас
чего-нибудь такого, чего-нибудь этакого …
Ходорковский:
(испуганно) Что желаете, Ваше
сиятельство?
Погорельский:
Его сиятельство желает водочки.
Ходорковская:
Водится! Водится у нас водочка, милейший Антон Данилович.
Погорельский:
Эх, тогда …. Тогда не будем терять времени.
Ходорковская:
В дом! Извольте пожаловать в дом, Антон Данилович.
Ходорковский и Погорельский устремляются к дому. Подле Лизы с Алешей
Погорельский останавливается.
Погорельский:
(Лизе) Имейте в виду, барышня, эти
дикарки совсем не говорят по-русски. (Смотрит
на Алешу) А это что? Воспитанник? Почему не на вакациях?
Ходорковский:
Круглый сирота, Ваше сиятельство. Некому забрать.
Погорельский:
(умиленно) Бедные дети героев,
погибших за отечество. (Протягивает руку
и гладит Алешу по голове) Чей сын?
Алеша: (чеканя каждое слово) Сын поручика Андрея
Кириллова, погибшего в 1739 году при штурме турецкой крепости Хотин – адъютанта
генерала Миниха.
Погорельский:
(Ходорковскому) Того самого?
Ходорковский:
(виновато) Да.
Погорельский:
(отдергивая руку от Алешиной головы)
Успевает?
Ходорковский:
Невежда. Никакого сладу.
Лиза: (гневно) Неправда! Мальчик блестяще
справляется по всем предметам, кроме латыни. (Погорельскому) Кстати, мальчик находится под покровительством Его
сиятельства графа Петра Ивановича Шувалова. Генерал лично печется о его судьбе.
Погорельский:
(изумленно) О! (хлопает покровительственно Алешу ладонью по щеке) Похвально,
похвально. (Проходит в дом).
Ходорковский:
(Алеше, заходя в дом) Зубрите,
зубрите Горация, господин воспитанник.
Ходорковская:
(прежде, чем войти, Аксинье) Я тебе
устрою сегодня! Забрызгала Его сиятельство. Иди в дом, займись чем-нибудь! (ждет, пока Аксинья пройдет мимо нее, шлепает
ее ладонью по спине и тоже заходит).
(Алеша, Лиза и близнецы)
Алеша: (В ярости отходит от Лизы,
сжимает кулаки) Ненавижу! Ненавижу их всех. Когда-нибудь я проткну шпагой
этого гнусавого!
Лиза: (Подходит к нему, пытается его
обнять) Ну, что ты, что ты, мой хороший. (Близнецы, прекратив раскачивать
ногами, с интересом за ними наблюдают. Алеша снова вырывается от Лизы).
Алеша: (В слезах) За что? За что,
Лиза, они относятся так к моему отцу? Ведь он был настоящим героем. Он погиб за
Россию. Ведь так?
Лиза: Все так, мой хороший.
Алеша: Тогда почему они относятся так непочтительно у его памяти? Почему? А в
чем виноват Миних? Тем, что он одну за другой брал турецкие крепости? Да?
Лиза: (Все-таки обнимает его)
Успокойся, мой ершистый. Когда-нибудь все встанет на свои места (Гладит его) И всем воздастся по их
заслугам. А сейчас… Дело ведь не в твоем отце, а в генерале Минихе. Императрица
гневается на него. Потому люди так и относятся к нему.
Алеша: Но ведь Миних не делал никому плохого?
Лиза: Таковы люди, Алеша, таковы люди. (Гладит
Алешу. Близнецы соскакивают со скамьи и спешат к ним. Приблизясь, гладят Алешу
ладошками по бедрам).
Камилля: Эй, бала, жылама,
жылама. Эй,
мальчик, не плачь. Не надо плакать.
Карагоз: Дядя Вася Татищев говорил, что надо терпеть. Не горюй мальчик, не
горюй. Татищев агай шыдау керек айтты.
Кайгырма, балам. Кайгырма.
Откуда-то сверху доносится смех. В окно высовывается Ходорковская.
Ходорковская: Лиза!
Лиза: Да, Людмила Петровна?
Ходорковская: Ты не могла бы сходить в Пассаж с Аксиньей? Нужно купить
одежды поприличней для этих маленьких варваров.
Лиза: Я сделаю это немедленно, Людмила Петровна.
Ходорковская: Тогда, подымись к нам. Нужно обсудить детали.
Лиза: Иду, Людмила Петровна. (Ходорковская
исчезает. Лиза к Алеше) Мне нужно идти, мой хороший. А ты займись пока
девочками и не скучай, хорошо?
Алеша: Хорошо.
Лиза ерошит ему волосы и бежит в дом.
(Алеша и близнецы)
Алеша переводит взгляд на близнецов. Внимательно их разглядывает. Они
тоже изучают его. После паузы Алеша опускается на корточки. Тычет пальцем себе
в грудь.
Алеша: Я –
Алеша. А вы? (Близнецы заговорщицки
переглядываются друг с другом). Я – Алеша. А ты? (Тычет пальцем в грудь Камилли).
Камилля:
Камилля.
Алеша:
Камиля?
Камилля:
Камилля.
Алеша:
Хорошо. (К Карагоз) А ты кто? Ты… (Тычет пальцем в грудь Карагоз).
Карагоз:
Карагоз.
Алеша:
Карагоз?
Карагоз:
Карагоз.
Алеша:
Хорошо. Камилля и Карагоз, чем бы вас занять? (Смотрит на мольберт) Ага, пойдемте. (Ведет близнецов к мольберту. Там берет карандаш в руку и наносит
какие-то штрихи. Близнецы стоят рядом и, вытягиваясь на носочках, стараются
рассмотреть картину. Переглянувшись, меняются местами и снова тянутся на
носочках. Недовольные, отходят в сторону. Говорят друг с другом по-казахски).
Камилля: (Карагоз) Сен тусиндин бе? Ты что-нибудь поняла? (Карагоз отрицательно качает головой).
Камилля: Я
тоже не разобрала. Мен де тусинбедим. (Громко
Алеше по-русски) Алеша, покажи нормально свою картину. (Алеша с изумлением смотрит на близнецов).
Карагоз: (Обиженно) Да! Сам рисует, а нам не
показывает.
Алеша: Вы
говорите по-русски?
Камилля: А,
по-твоему, мы дурочки?
Карагоз: Мы
в Астрахани два года жили у дяди Васи Татищева.
Алеша: (Растерянно) Я как-то об этом не подумал.
Я думал, вы только по-кайсацки разговариваете.
Камилля: Алеша,
мы не – кайсаки. Мы – казахи. Соображаешь?
Алеша:
Казахи?
Карагоз: (Камилле) Ол жаксы бала екен, бирак акылсыз.
Он хороший мальчик, но очень глупый. (Алеше по-русски) Казахи мы! Ка-за-хи!
Алеша: Да
понял я! Казахи.
Камилля:
Молодец, Алеша! (Приказным тоном) Ты
будешь картину показывать?
Алеша:
Смотрите. (Поворачивает станок картиной к
девочкам и наклоняет его так, чтобы им удобнее было смотреть. Они скептически
разглядывают картину). Ну, нравиться?
Камилля: (Показывая пальчиком в сторону дома) Это
она?
Алеша: Да.
Нравится?
Карагоз:
Картина – нравится, а она – нет.
Алеша:
Почему?
Карагоз: Ты
ее любишь?
Алеша: Да.
Карагоз: Ты
ее любишь, как дяди любят теть?
Алеша: (С запинкой) Да. А что?
Карагоз: (Камилле) Сорлы бала! Бедный мальчик. (Алеше
по-русски) Она тебе не подходит.
Алеша: (возмущенно). Почему это она мне не
подходит?
В этот момент из дома выбегают Лиза с Аксиньей. Лиза приветственно машет
рукой детям на ходу. Идут к калитке и
уходят со двора. Близнецы дожидаются их ухода.
Аксинья:
Через Сенатскую, барышня, только через Сенатскую. Они еще там.
Камилля: Она
же старая! Как ты не понимаешь?
Алеша: Она
красивая.
Камилля: (Переглянувшись с Карагоз) Красивее нас?
Алеша: (В сердцах) Да ну вас! (В
раздражении идет к скамейке и садится там. Прислоняется спиной к стене дома.
Думает о чем-то своем. Камилля идет к нему, садится рядом и наблюдает за ним.
Карагоз остается подле картины. Алеша закрывает глаза и начинает дремать.
Сверху доносится идиотский смех Погорельского и Ходорковской. Камилля делает
знак рукой Карагоз. Та дотягивается до карандаша, берет его в руки и пытается
дотянуться до картины. Не получается. Делает выразительную гримасу в сторону
Камилли. Камилля сосредоточенно оглядывается кругом. Соскакивает со скамейки и
достает из-под крыльца ведро. Несет его к станку. Переворачивает кверху дном.
Карагоз забирается на ведро и начинает беспорядочно чиркать карандашом по
портрету Лизы Оболенской. Закончив, спрыгивает с ведра, и близнецы бегут к скамейке. Забираются туда. Кладут головы
на колени Алеше и засыпают).
Сцена 8
(Те же и
Михаил Воронцов)
Слышен звук подъехавшего экипажа. Во двор заходит одетый в изысканную
светскую одежду молодой мужчина с трубкой в руке. Проходит к крыльцу. Смотрит с
любопытством на спящих детей. Сверху доносится взрыв хохота. Прислушивается.
Достает из кармана часы в форме яйца. Сняв перчатки, отвинчивает крышку.
Смотрит время. Убирает часы в карман, достает спички. Раскуривает трубку.
Морщится. Замечает станок. Идет к нему. Внимательно разглядывает портрет.
Сцена 9
(Те же и
Лиза с Акисньей)
Во двор входят Лиза и Аксинья с множеством коробок в руках.
Воронцов:
Лиза!
Лиза: Михаил
Илларионович? Что вы тут делаете?
Воронцов:
Как что? Жду вас, разумеется.
Лиза:
Напрасно, сударь.
Воронцов:
Сударыня?!
Лиза:
Отнесите покупки в дом, Ксюша.
Аксинья:
Слушаюсь, Елизавета Федоровна. (Бежит в
дом).
Воронцов: Я
чем-нибудь прогневил вас, Лиза? (Громко).
Лиза: (Показывая на детей, делая знак, чтобы
Воронцов говорил тише). Вы передали наш проект канцлеру?
Воронцов:
Ах, Лиза…
Лиза: (Перебивая) Елизавета Федоровна.
Воронцов: (Раздраженно) Ну, да, конечно, Елизавета
Федоровна. (Кашлянув) Александр
Петрович, Елизавета Федоровна, в настоящее время чрезвычайно занят. У него
просто нет времени заниматься такими…
Лиза:
Пустяками? Вы это хотели сказать? Вы считаете, что образование женщин в России
– это пустяк? Что же вы молчите, Ваше сиятельство?
Воронцов:
Ах, Лиза!
Лиза:
Девушки спят в своих кельях, и видят себя в учебных аудиториях. Спят и видят!
Это, по-вашему, пустяк?
Воронцов:
Всему свое время, Елизавета Федоровна. Придет черед и вашему проекту.
Лиза: Я сама
знаю, что придет. Но когда? В третьем тысячелетии?
Воронцов:
Давайте, отложим этот разговор. Мы опаздываем.
Лиза: Куда?
Воронцов:
Как куда? В оперу. Я думал, мы договорились.
Лиза: Я тоже
думала, что мы договорились. Однако…
Воронцов:
Что – однако?
Лиза: Однако
я очень устала и у меня еще полно дел. Надо позаботиться о ваших детях, граф.
Воронцов: (Глядя на детей, кивает на Алешу) Ваш
любимец?
Лиза: Вне
всякого сомнения.
Воронцов:
Хотел бы я быть на его месте.
Лиза: (Усмехнувшись) Он, представьте себе,
мечтает быть на вашем.
Воронцов:
Хочет заниматься государственными делами?
Лиза: (Снова усмехаясь). Причем здесь
государство?
Воронцов: А
что же тогда «причем»?
Лиза: Вам
пора, Михаил Илларионович. А мне нужно укладывать детей. До свидания.
Воронцов: (Со значением). До скорого, Елизавета
Федоровна. (Идет к выходу).
Лиза: (Смотрит ему вслед. Затем замечает перечеркнутый портрет. Подбегает к
нему). Михаил Илларионович!
Воронцов:
Да, сударыня?
Лиза: Зачем
вы испортили мой портрет?
Воронцов:
Елизавета Федоровна! Как вы могли подумать такое?
Лиза: (Замечает ведро, стоящее у станка)
Простите. (Граф порывисто выходит со
двора. Лиза берет ведро и идет к детям. Ставит ведро на место. Несколько секунд
смотрит на детей. Затем трясет Алешу за плечо) Алеша, Алеша!
Алеша: (Открывая глаза, томно) Лиза! Ты мне
только что снилась.
Лиза: Тсс!
Вставай! Пора идти спать. (Помогает ему
встать, чтобы не потревожить девочек). Что будем делать с ними, мой
маленький рыцарь? Разбудим?
Алеша:
Перенесем.
Лиза:
Справимся?
Алеша: Да.
Алеша и Лиза осторожно берут на руки девочек и несут их в дом. Сверху
доносится взрыв хохота и пьяные голоса. Занавес.
Сцена 10
Картина 2
Занавес закрывается не до конца, оставляя небольшое пространство,
намекающее на дверь. В проем входит Воронцов с односвечевым подсвечником в
руке. Быстрым шагом проходит в правый угол авансцены и поджигает свечи на
большом подсвечнике. Там стоит канапе, столик с винами и фужерами, табакерка.
Подле канапе – маленькая банкетка. Снимает перчатки. Выколачивает трубку.
Набивает ее табаком. Прикуривает от свечи. Наполняет фужер вином. Берет фужер,
свечу и идет в другой угол сцены. Зажигает свечи на большом подсвечнике и там.
В этом углу – изящный стол с кучей бумаг
на нем и кресло подле него. Усаживается. Делает глоток вина и затягивается.
Берет в руки какую-то бумагу. Читает. В кабинет энергичным шагом входит Иван
Шувалов. Одет по-дорожному.
Воронцов:
Ваня?!
Шувалов: Или
мой призрак (Проходит к Воронцову и жмет
ему руку) Терпеть не могу Зимний. Самое место для призраков.
Воронцов:
Что случилось, Ваня? Ты ведь должен быть с государыней в Петергофе.
Шувалов: Ее
величество изволили послать меня к тебе, Миша.
Воронцов:
Вот как?! По какому поводу?
Шувалов:
Елизавета Петровна горит желанием взглянуть на твоих блдизнецов.
Воронцов: Ты
рассказал ей?
Шувалов: Я.
Ее это очень позабавило. Хочу вина.
Воронцов:
Там. На столике. Поухаживай за собою сам. Я устал.
Шувалов: (Идя к столику с вином) Что так? Молодая
Оболенская вымотала тебя? О, Цекуба и Фалерн! Ты верен своим пристрастиям. Все-таки я итальянским
винам предпочитаю французские. (Наливает,
усаживается на канапе, водружает ноги на банкетку) И я устал, Миша. Сорок
миль в седле – это не шутка. Даже для моего молодого и крепкого тела.
Воронцов:
Когда прибудет государыня?
Шувалов:
Завтра к обеду. Ты, Миша, проигнорировал мой вопрос об Оболенской. Сводил ее в
оперу?
Воронцов:
Нет. Ходил один. Она отказалась.
Шувалов: Что
так?
Воронцов:
Похоже, сердится, что я не передал на рассмотрение ее проект Бестужеву.
Шувалов: Так
передай.
Воронцов:
(Вставая) Ваня! Ну, какое тут к черту женское образование? Россия кипит.
(Кивает на стол с бумагами) Ты посмотри, что творится! Петр о чем помышляет!
Шувалов: (Шутливо) О чем же помышляет мой
двоюродный брат?
Воронцов:
Новые пушки, Ваня. Совершенно новые. И новая тактика стрельбы, которую они
позволяют.
Шувалов: (Иронично). Стрельбы? Вот как!
Воронцов: (Увлеченно ходя по сцене) Эти пушки,
Ваня, дают возможность вести огонь через головы своих войск. Ты представляешь,
что это значит? Это же переворот во всей военной науке.
Шувалов: Я
предпочитаю науки не военные. А ты, Миша, слишком уж пропитан римским духом.
Недаром (кивает на свой фужер) фалернское жалуешь. Не понимаю, что ты нашел в
этой вздорной Оболенской, но насчет учебных заведений для женщин – она дело
говорит.
Воронцов: Да
черт тебя подери, Ваня! Землями надо заниматься, землями. Вон – кайсаки под
нашу руку просятся. Сын Абулхаира Нуралы опять письмо прислал с нарочным.
Шувалов:
Неужели, в России земель мало, Миша? Куда нам еще?
Воронцов: Ты
еще молод, Ваня. И не все можешь понять. Южные границы обезопасить надо. Выход
к южным морям нужен обязательно. Значит, опять война с турками. Кстати, ты
говорил с Александром о Минихе? Опять он мне пишет из ссылки.
Шувалов:
Говорил. Александр советует даже и не заикаться. Императрица придет в
бешенство.
Воронцов:
Откуда он может знать?
Шувалов: (Насмешливо) Александр? Начальник тайной
канцелярии? Уж поверь мне – Александр-то знает.
Воронцов:
Миних – блестящий генерал.
Шувалов:
Увы, – был. Больше не будет. Наша государыня слишком женщина, чтобы прощать,
Миниху нужно было дальновиднее быть тогда – в сорок первом. Прими он тогда
участие в перевороте – и был бы сейчас фельдмаршалом – как мои двоюродные
братья.
Воронцов:
Кстати, Ваня, я давно хотел тебя спросить.
Шувалов: Да?
Воронцов:
Ходят слухи…
Шувалов: (Тоже вставая) Чихать я хотел на слухи.
Воронцов:
Ваня, государыня старше тебя на восемнадцать лет.
Шувалов: Ну,
и что? Она – женщина.
Воронцов: Ты
что же – в самом деле, увлечен ею?
Шувалов: А,
по-твоему, увлекаться можно только такими вздорными девчонками, как Оболенская?
Воронцов: Не
будем ссориться, Ваня.
Шувалов: Не
будем, Миша. (Ходит) У государыни,
Миша, доброе и нежное сердце. Ты обратил внимание, что за все время, пока она
на троне, Россия не ввязалась ни в одну войну? И я ценю ее и за это. Науки и
искусства – вот, что нам нужно. Кстати,
Миша, у меня есть слухи и для тебя о твоем брате.
Воронцов: О
Романе? Что за слухи?
Шувалов: Он
стал махровым взяточником, Миша.
Воронцов:
Шутишь?
Шувалов: К
сожалению, – нет. И учти, эти слухи не откуда-нибудь, а из тайной канцелярии. Куда
ты?
Воронцов: (Гасит свечи
и собирается) К нему! Этот идиот себя погубит. И меня заодно. Не
Петровские сейчас времена, Ваня!
Шувалов: Я
еду с тобой. Быть может, мое свидетельство покажется ему убедительным. Ты не
забыл о завтрашнем визите императрицы? (собираясь
вместе с Воронцовым).
Воронцов:
Нет. Едем, дружище.
Шувалов:
Едем! (Выходят).
Занавес
АНТРАКТ
Действие 2
Картина 1
Сцена 1
Снова слышен визг розги. Открывается занавес. Снова Алеша лежит на
скамье, а Ходорковский его порет.
Ходорковский:
Пять! Шесть! Семь! Восемь!
На крыльцо выходят близнецы в нарядах светских детей того времени.
Возбуждены и радостны. Приподнимают края платьев и с удовольствием разглядывают
свои новые туфельки. Замечают, как Ходорковский истязает Алешу. С изумлением и негодованием смотрят.
Ходорковский:
Девять! Десять! Одиннадцать! (Девочки
отважно бросаются к Ходорковскому и к Алеше. Карагоз повисает на руке
Ходорковского. Кричит по-казахски:
Тиме оны, иттин баласы! Не бей его, старый ишак! Камилля бросается плашмя сверху на Алешу, прикрывая собой его задницу.
Кричит по-русски «Не бей Алешу! Не бей, кому сказала!»).
Ходорковский:
(изумленно) Что? Что вы сказали? Вы! Вы!
Ах, вы, маленькие дряни! Отцепись! Отцепись, маленькая дикарка! (стряхивает с себя Карагоз. Хватает Камиллю
за платье и подымает вверх. Грозно)
Ты на кого… (Тем временем на крыльце
появляется Лиза. Гневно смотрит на Ходорковского).
Лиза: Семен
Семеныч!
Ходорковский:
(выпуская из рук Камиллю. Та падает прямо
на Алешу. Оглядывается) Что вам угодно, сударыня?
Лиза:
Немедленно прекратите истязать детей.
Ходорковский:
(чопорно) Это мой пансион. И я здесь хозяин! Только я
решаю, как должно их воспитывать! И никто не смеет мне здесь перечить.
Ходорковская:
(высовываясь из окна) Семен Семеныч!
Ходорковский:
(оглядываясь на жену, не меняя прежнего
чопорного тона) Да, дорогая?
Ходорковская:
Поднимись ко мне. Мне нужно обсудить с тобою кое-какие детали сегодняшнего
вечера.
Ходорковский:
Я занят! Неужели, ты не видишь, что я провожу воспитательную работу?
Ходорковская:
Запарил! У нас три приглашения на вечер! Я не могу решить, какое из них
принять, а кому отказать! (грозно) Немедленно
ко мне!
Ходорковский:
Ну, коли так…. (Мнется) Я, разумеется,
иду, дорогая. (Пытается войти в дом, но
Лиза преграждает ему дорогу).
Лиза:
Минуточку, господин директор.
Ходорковский:
В чем дело, Елизавета Федоровна?
Лиза: Я
полагаю, что наш разговор не окончен (Алеше).
Приведи себя в порядок, дружок. Больше тебя бить не будут.
Ходорковский:
Вы забываетесь, сударыня!
Лиза: Нет,
сударь, это вы забываетесь!
Ходорковский:
(язвительно) Намекаете на свое, так
называемое, родство с императрицей?
Лиза: И на это тоже, многоуважаемый Семен Семеныч.
Ходорковский:
И на свои интимные отношения с вице-канцлером?
Лиза: (гневно) Да как вы смеете?! При детях.
Ходорковский:
(меняя тон) Хм! Сознаюсь – я перегнул
палку. Но поймите меня правильно, Елизавета Федоровна, я здесь директор, это –
мой пансион.
Лиза: Нет,
многоуважаемый Семен Семенович, это – не ваш пансион. Этот пансион принадлежит
государству, и содержится на казенные деньги. И эти дети – дети героев погибших
за Отечество – находятся под опекой государства. И если вы не согласны с этим,
то можно перенести решение этого вопроса на усмотрение канцлера. Я не побоюсь
обратиться с этим к господину Бестужеву.
Ходорковский:
Но – кто же спорит с этим, милейшая Елизавета Федоровна? Но – поймите – этот
воспитанник (показывает пальцем на Алешу)
напрочь игнорирует латынь. Он должен был к сегодняшнему дню выучить второй эпод
Горация. Он не выучил ни строчки! Вы представляете? Эти чудесные строки:
Читая стихи, входит в раж.
«Labuntur
altis interim ripis aguae
Quaeruntur
in silvis aves
Frondlesgue
iymphis obstrepunt manantibus
Somnos
guod invitet leves».
«Labuntur – Quaeruntur», «Aves - leves» - в чем сила этих строк, господин
воспитанник? Я вас спрашиваю? И я вам подсказал! (к Лизе) Видите – не знает! Да это же первые рифмы в поэзии! А
размер? (к Алеше) Хотя бы размер этих
строк вы знаете?
Алеша:
Ямбический триметр с ямбическим диметром.
Лиза: (воодушевленно) Видите – знает!
Ходорковский: (надменно) Он должен знать наизусть весь этот
эпод!
Ходорковская: (громко, одним голосом) Семен Семенович! Запарил!
Ходорковский:
Иду, иду дорогая! (Устремляется к крыльцу,
на ходу) Учите латынь, молодой человек, учите! Либо вы знаете латынь – и вы
образованный человек, либо вы не знаете латыни – и тогда, вы невежда. Tertium non datur! Третьего не дано! (Уходит).
Сцена 2
(Те же, без
Ходорковского)
Лиза сочуственно смотрит на
Алешу. Тот берет скамейку и несет ее к крыльцу. Лиза поднимает розгу и ломает
ее. Несет обломки к крыльцу, бросает их в ведро и садится рядом с мрачным
Алешей на скамейку. Кладет руку ему на плечо.
Лиза: Больше
он тебя не тронет, мой маленький рыцарь. Я тебе обещаю.
Девочки, переглянувшись, идут к ним. Камилля, сердито глядя на Лизу,
влезает на скамью между нею и Алешей и
невозмутимо усаживается там. Карагоз подходит к Алеше с другой стороны и
облокачивается ему на колено. Начинает стряхивать невидимые соринки с его брюк.
Лиза замечает все действия девочек. Понимающе улыбается.
Алеша: (Мрачно) Проклятый Гораций!
Лиза: (снова ерошит ему волосы) Ничего,
одолеешь и его. (Встает) Мне нужно
немного пописать, а ты займись девочками, хорошо?
Алеша:
Хорошо. Можно, я немного порисую, а потом сбегаю к графу Петру Ивановичу?
Лиза: Можно,
если граф тебя приглашал.
Алеша: (с достоинством) Граф ждет меня к обеду.
Лиза: (заходя в дом) Надеюсь, к ужину вы освободитесь,
сударь.
Сцена 3
(Алеша и
близнецы)
Как только Лиза входит в дом, Карагоз начинает ходить перед Алешей и
Камиллей, возмущенно всплескивая руками.
Карагоз:
Гораций, Гораций! Запарил! Алеша, кто такой этот Гораций?
Камилля:
Алеша, кто он, черт его побери, такой?
Алеша: Поэт
один – римский. Насочинял от безделья, а мне – расхлебывать.
Карагоз: (возмущенно) Так надо ему сказать, чтобы
не сочинял больше!
Алеша: Как я
ему скажу? Он жил тысячу семьсот лет назад.
Карагоз:
Помер?
Алеша:
Конечно! Был бы жив, уж я бы ему предъявил!
Карагоз: (усаживаясь рядом с Алешей) Проклятый
Гораций!
Алеша: Да,
проклятый…
Камилля:
Ишак!
Алеша: Вам
нельзя так выражаться, девочки.
Камилля:
Почему?
Алеша:
Потому что вы - девочки. Вы должны быть воспитанными. У вас должны быть хорошие
манеры. Вам нужно выучить французский язык, научиться делать реверанс,
рисовать, изучить всемирную историю. Хотите, я научу вас хорошим манерам? (Вскакивает со скамейки) Хотите?
Камилля: (переглянувшись с Карагоз) Хотим.
Алеша: Когда
вам нужно будет кого-нибудь поприветствовать при встрече, или кого-нибудь
поблагодарить – лучше сделать реверанс. Поняли?
Карагоз: (переглянувшись с Камиллей) Да.
Алеша: (вдохновляясь) Реверанс делается вот так. (Показывает).
Камилля и Карагоз начинают смеяться, обнимая друг друга.
Карагоз: Олне деген кулерлик екен! Какой он смешной!
Камилля: Ие, солай. Да, очень!
Алеша: (строго) Чему вы смеетесь? А ну-ка,
повторяйте за мной. Ну, же! (Девочки
пытаются вместе с ним сделать реверанс. Смеются) Еще раз! Вместе! И!
Господи, какие вы неуклюжие.
Камилля: (сердясь) Сам ты неуклюжий! А мы –
уклюжие. И - красивые, красивей твоей Лизы.
Карагоз:
Если будешь обзываться, мы не будем с тобой водиться. Понял?
Алеша: Ну,
ладно, понял. А вы делайте лучше то, что я показываю. Еще раз! И!…(выпрямляется) Ладно, с реверансом на
сегодня хватит. Теперь – французский язык. Прежде всего…. Прежде всего мы вас
переименуем. (показывает пальцем на
Карагоз)Ты – Камилля?
Карагоз: Я –
Карагоз. Она – Камилля.
Алеша:
Хорошо. Ты, Карагоз, будешь у нас Кариной. Поняла? Ка-ри-на. Это по-французски.
Карагоз:
Поняла. Я – Кариня.
Алеша: Не
Кариня, а Карина. Поняла? Повтори.
Карагоз:
Карина.
Алеша:
Хорошо. (Камилле) А ты, Камилля,
будешь у нас Камиллой. Ка-мил-ла! Повтори.
Камилля:
Камилла.
Алеша:
Молодец. Теперь, значит, так – если кто-нибудь, обратится к вам по-французски,
отвечайте всегда «уи», это означает «да». «Уи»! Повторите.
Камилля: Уи.
Алеша:
Молодец! Теперь, ты Карина.
Карагоз: Уи.
Алеша:
Молодцы! Теперь так: если кто-нибудь, что-нибудь вам даст – например, конфету –
говорите всегда «Мерси» или «Мерси боку», то есть «спасибо» или «большое
спасибо». Поняли?
Камилля: Да.
Алеша:
Повторите.
Карагоз: А
ты дай вначале конфету.
Алеша: (раздраженно) У меня нет сейчас конфеты.
Карагоз:
Тогда, говорить не буду
Камилля: Я
тоже не буду говорить эти дурацкие слова (к
Карагоз) Пойдем от него, Карина. (Делает
Алеше реверанс).
Карагоз:
Пойдем, Камилла. (Тоже делает Алеше
реверанс).
Идут к скамейке и усаживаются там. Начинают болтать ножками, демонстрируя
равнодушие.
Алеша: В чем
дело, барышни? Вы не хотите учиться хорошим манерам? (Растерянно) Ну, девочки! Давайте, выучим еще пару слов.
Камилля вопросительно смотрит на Карагоз.
Карагоз: О
чем с ним говорить, если у него нет конфет? (Игнорируют
Алешу).
Алеша: (оглядываясь растерянно вокруг) Быть
может, рисование? А, девочки? Быть может, займемся рисованием? Это очень
интересно. (Бежит к станку. Поворачивает
станок к себе) Вот смотрите! (Видит
испорченный портрет) Что это? Кто это сделал? Девочки, вы не знаете, кто
испортил мою картину? (Камилля
отрицательно качает головой, и тут же
переводит взгляд на небо, демонстрируя полное неведение и равнодушие) Вы
ничего не видели? (Карагоз в точности
воспроизводит действие Камиллы). Господи, как же я подарю его Лизе?!
Лиза: (подходя к окну) Алеша, ты не мог бы подняться?
Алеша: (с
отчаянием) Лиза, кто-то испортил твой портрет. Ты не знаешь, кто это
сделал?
Лиза: (с деланным удивлением) Испортил
портрет? Какое варварство! Ума не приложу, кто это мог сделать!
Алеша:
Кажется, я догадываюсь.
Лиза: Да?! И кто?
Алеша: Мишка
Воронцов. Больше некому. Он напакостил!
Лиза: (мягко)
Прекрати, Алеша. Михаил Илларионович не станет заниматься такими глупостями. Так ты подымишься ко мне?
Алеша: Ах, Лиза!…
Зачем?
Лиза: Я пишу
лекцию о войнах Александра Великого. Ты мне поможешь?
Алеша:
Хорошо, иду. (Идет к крыльцу).
Камилля: (спрыгивает со скамейки и идет к станку.
Карагоз следом за ней. С удовлетворением смотрят на свою работу) Манеры!
Манеры! Запарил!
Карагоз:
(Камилле) Жур, оларга барамыз. Айтпесе
ол тагы до оган жебирлейди. (бегут в
дом) Пойдем к ним, а не-то она опять будет к нему приставать.
Двор пуст. Сверху доносятся голоса. Алеша: «Лиза, как ты не понимаешь:
Фаланга Македонского была вооружена шестиметровыми копьями. Даже копье воина из
пятой шеренги выходило за линию первой. А в греческой фаланге копья были
всего-навсего длиной два с половиной метра…» Ходорковский: «Елизавета
Федоровна, сколько раз можно говорить, чтобы вы не позволяли этому воспитаннику
фамильярничать?» Лиза: «С этим воспитанником, Семен Семенович, я придерживаюсь
либеральной системы отношений». Ходорковский: «Никакого либерализма с
воспитанниками! Никакого! Это поставит под угрозу будущее нашего государства».
Сцена 4
Слышится топот коней и скрип подъезжающего экипажа. Возгласы: «Дорогу
кортежу императрицы! Прочь с дороги! Поручик, расставить караул. Слушаюсь, Ваше
сиятельство». Во двор энергично входит Воронцов. Широко распахивает калитку.
«Прошу Вас, Ваше Величество!» В проеме калитки возникает довольно просто
одетая, немного полноватая женщина, лет сорока, с любопытством оглядывающая все
вокруг. Входит во двор. За нею – Погорельский. И лишь потом – улыбающийся и
непринужденный Иван Шувалов.
Погорельский:
(подобострастно) Это здесь Ваше
Величество! Здесь живут и учатся сиротиночки наши, дабы в будущем принести
пользу Отечеству.
Государыня: (со смешком) Да помолчите же вы! Можете
вы хоть минуточку помолчать, господин попечитель?
Погорельский:
Несомненно, Ваше Величество, несомненно.
Шувалов трогает его за локоть и знаком шутливо показывает, что лучше
помолчать. Тот затыкается.
Государыня: (проходя в центр двора) Ну, и где же
ваши дети, Михаил Илларионович?
Воронцов:
Быть может, зайдем в пансион, Елизавета Петровна?
Государыня:
Ах, увольте, Михаил Илларионович. Я лишь хотела взглянуть на них.
Слышен топот ног внутри дома. На крыльцо выскакивает ополоумевший
Ходорковский.
Ходорковский:
(устремляясь к государыне) Ваше Величество!
Ваше Величество! Я…я! (Склоняется в глубоком
поклоне. Выпрямляется) Вы…вы! Вы… своим
посещением… позвольте засвидетельствовать….
Государыня:
Ах, голубчик, перестаньте. Нельзя ли как-нибудь… без эмоций?
Ходорковский:
Я…я, Ваше Величество, только хотел сказать, как я счастлив. Я… я… так безмерно….
(Заметив изумленный взгляд государыни,
устремленный за его спину, оборачивается назад. Там – Ходорковская на
подкашивающихся ногах спускается по ступеням и, силясь что-то произнести, ловит
ртом воздух. Дойдя до скамейки, так ничего и не сказав, присаживается без сил
там и теряет сознание).
Государыня:
Похоже, ей нужен врач! (Воронцову) Так где же дети? Надеюсь, это не розыгрыш?
Лиза: (сбегая с крыльца, радостно) Елизавета
Петровна! Матушка! (Приблизившись, делает
реверанс).
Государыня: (подходя к ней, обнимая) А, крестница! (Показывает на специальные нарукавники на
руках Лизы) Все трудишься на ниве образования? Не соскучилась по
монастырскому покою?
Лиза:
Нисколько, матушка Елизавета Петровна!
Государыня:
Не обижают тебя здесь, крестница?
Ходорковский:
Что вы, Ваше Величество! Мы Елизавету Федоровну любим-чтим, так сказать, как
вашу…
Шувалов трогает его за локоть и тем же знаком, что и Погорельскому
предлагает помолчать.
Государыня:
Но я увижу, наконец, этих детей или это все же розыгрыш? (Воронцову).
Лиза: Алеша,
Алеша!
Алеша: (наблюдавший всю сцену в окно. Мрачно) Я
здесь, Елизавета Федоровна.
Лиза: Алеша,
пожалуйста, приведите сюда девочек. Государыня хочет взглянуть на них. (Вслед ему) Да, и скажите Аксинье, чтобы
захватила нашатырь и вышла помочь Людмиле Петровне. Ей дурно. (Государыне) Эти девочки так милы,
Елизавета Петровна.
Государыня:
Спасибо тебе, крестница. Хоть ты оказалась способной что-то предпринять. Я
произвела здесь такой переполох, что все прочие оказались недееспособными. Не
так ли, Михаил Илларионович?
Воронцов:
Прошу прощения, Елизавета Петровна. Я нынче скверно себя чувствую.
Государыня:
Что так?
Шувалов: У
его сиятельства сердечная драма, Елизавета Петровна. Вчера его избранница
отказалась пойти с ним в оперу.
Государыня:
О! И кто же эта негодница?
Лиза: Прошу
прощения, матушка Елизавета Петровна (краснея,
показывает в сторону крыльца, откуда Алеша подводит девочек) – вот девочки.
Аксинья выходит следом за Алешей и близнецами и начинает приводить в
чувство Ходорковскую.
Алеша: (приблизившись с девочками к государыне) Здравствуйте вовек, Ваше Величество. (Прерывающимся от волнения голосом.
Склоняется в поклоне. Шипит девочкам) Камилла! Карина! Реверанс! (Девочки недоуменно на него смотрят. Он
дергает их за руки) Реверанс! (Они,
сообразив, чего он хочет, делают неловкий реверанс)/
Государыня: (Воронцову, по-французски) C`est chouette! Je suis ettonne! Ils parlent russe? Какая прелесть! Я не ожидала. Они
говорят по-русски?
Воронцов: Non, Votre Majeste. Pas un mot. Нет, Ваше
Величество. Ни слова.
Ходорковский:
(по-русски) Говорят, говорят, Ваше Величество.
Оказывается, эти дикарки, прекрасно знают русский.
Государыня:
Почему «дикарки»?
Ходорковский:
О, Ваше Величество, они же совсем дикие. И, кстати, о том, что они говорят
по-русски, я узнал совершенно случайно, когда… (запинается). В общем, обычно они говорят по-кайсацки.
Государыня:
(внимательно разглядывая девочек, которые
мрачно на нее смотрят) Так вот, какие, значит, эти мои новые подданные.
По-моему, они очень милы. (Шувалову)
Вы не находите, Иван Иванович?
Шувалов:
Совершенно с вами согласен, Елизавета Петровна.
Государыня: (девочкам) Вам нравится здесь, девочки?
Девочки с мрачным видом отворачиваются от нее и отходят в сторону –
далеко к авансцене.
Ходорковский:
Вот видите, Ваше Величество! Дикарки! Что я говорил!
Лиза:
Девочки, безусловно, просто неловко себя чувствуют. Столько незнакомых лиц!
Камилла: (Карагоз) Мынау катынга не керек? Чего хочет от нас эта тетка?
Карагоз: (Камилле) Бильмэймын. Не знаю.
Ходорковская:
(Придя в себя, встает и неуверенными
шагами идет в сторону государыни) Ваше… Ваше… Ве… Ве…. (Силы вновь изменяют ей. Аксинья и Ходорковский едва успевают
подхватить ее. Вновь несут к скамье).
Государыня: (с изумлением) Какая впечатлительная женщина! (К Воронцову) Так вы утверждаете,
граф, что эти девочки – дочери нашего верного союзника среди кайсаков?
Воронцов:
Бывшего, Ваше Величество.
Государыня:
Ну, да, я помню, его ведь убили.
Воронцов:
Да, Елизавета Петровна. Хан Абулхаир был подло убит султаном Бараком. Барак
настаивал, чтобы кайсаки вступили в союз с джунгарами.
Государыня:
Понимаю. И?
Воронцов:
Некий Тевкалев-перводчик при
Оренбургской миссии – вывез младшую жену Абулхаира и его дочерей в
Астрахань – под опеку Василия Никитыча Татищева.
Государыня:
А что же их мать?
Воронцов:
Умерла год назад от воспаления легких.
Государыня:
Бедные дети! Что вы собираетесь делать дальше с этими кайсачками?
Камилла: (громко и сердито) Мы не кайсаки! Мы - казахи!
Государыня: (Воронцову) Что они говорят?
Алеша: Ваше
Величество! Эти девочки говорят…
Ходорковский: (на Алешу) Тсс! Тсс…. Как ты смеешь?
Государыня: (Ходорковскому) Прекратите! (Алеше) Так о чем говорят девочки?
Алеша: Они
говорят, что правильнее их народ называть казахами, а не кайсаками.
Государыня: (задумчиво)
Гм! Посмотрим. (Воронцову) Так
ваши планы, граф?
Воронцов: Сегодня
утром, Ваше Величество, я как раз получил депешу из Оренбурга от тамошнего
губернатора. Отыскался один из дальних родственников девочек, кочующий неподалеку
от Оренбурга. Этот родственник просит отправить девочек к нему. Я думаю, нужно
отправить.
Государыня:
Что же, граф, отправляйте. (Ко всем)
Ну, пожалуй, нам пора…. (Идет к выходу.
Алеша и девочки, услышав последние слова Воронцова, переглядываются. Девочки
идут к скамейке и усаживаются там. Аксинья уже увела Ходорковскую в дом. Алеша
идет к девочкам. Садится рядом. Девочки что-то шепчут ему на ухо).
Сцена 5
(Те же и
сестра Анастасия)
Государыня приближается к калитке. Погорельский услужливо распахивает
ее. К этому времени там оказывается сестра Анастасия, собирающаяся войти во
двор. Анастасия обмерев, смотрит на императрицу. Затем бросается ей в ноги.
Анастасия: Матушка
Елизавета Петровна! Сам Бог, наверное, послал мне вас. (Обхватывает ноги государыни).
Государыня: (изумленно
всем) Кто это?
Лиза: Это
моя подруга, матушка Елизавета Петровна. Мы с нею жили в одной келье в
Новодевичьем.
Государыня:
Встань, девушка! (Помогает Анастасии
подняться) Как тебя зовут?
Анастасия:
Сестра Анастасия.
Государыня:
Тебя кто-нибудь обидел, сестра Анастасия?
Анастасия:
Да, матушка Елизавета Петровна. И не только меня, а всех сестер нашей обители
обидели.
Государыня:
Вот как? И кто же посмел чинить зло благочестивым сестрам?
Анастасия: (показывая пальцем на Воронцова) Вот он!
Он, матушка Елизавета Петровна.
Государыня: (с изумлением оглядываясь на Воронцова)
Что? (Воронцов всем своим видом
показывает, что ничего не понимает) Ты в своем уме, милочка?
Лиза:
Матушка Елизавета Петровна! Все дело в нашем проекте, который Михаил
Илларионович держит под сукном.
Анастасия:
Да, матушка Елизавета Петровна. Под сукном.
Государыня:
Ничего не понимаю. Михаил Илларионович, о каком проекте идет речь?
Воронцов: (с недовольным видом) Сестры
Новодевичьего монастыря настаивают на повсеместном введении на территории
России углубленного образования вроде университетского. Для женщин!
Государыня:
И?
Воронцов: Я
полагаю, Ваше Величество, что нынче не время думать об этом. У нас и так полно
важных и безотлагательных государственных дел.
Государыня:
Вот как?! Значит, вы полагаете, что российские женщины должны прозябать в
невежестве?
Воронцов: Я
этого не говорил, Ваше Величество.
Государыня: (Лизе) Где проект?
Лиза: В
канцелярии вице-канцлера, Ваше Величество.
Государыня: (Воронцову) Немедленно рассмотрите,
вынесите свой вердикт и передайте господину Бестужеву.
Воронцов: (Анастасие, с сарказмом) Ты довольна,
милочка?
Анастасия: (снова кидаясь в ноги) Я счастлива,
матушка Елизавета Петровна, я счастлива! Храни вас господь, ваше Величество.
Государыня:
Ну, хватит, довольно. Пойдемте же. (Все
выходят, слышен голос Воронцова: «Поручик, снимите караул». Слышится топот
копыт, скрип отъезжающего экипажа).
Сцена 6
(Ходорковский,
Лиза, Анастасия, Алеша и близнецы)
Ходорковский:
(утирая платком пот со лба) Слава
тебе Господи! Пронесло. (Идет в дом).
Анастасия: (бросаясь к Лизе в объятия) Лизка! Ура,
мы победили. Я верила! Я всегда верила!
Лиза: Погоди
радоваться, Анастасия. Эта история надолго. Не то это государство, Анастасия,
где такие вопросы решались бы быстро. Не то!
Анастасия:
Но мы дождемся, Лизка! Мы обязательно дождемся!
Лиза:
Обязательно, Настя!
Анастасия: (отстраняясь от Лизы) Я побегу теперь в
монастырь. Нужно все рассказать сестрам. Они будут так рады!
Лиза: Беги,
милая! Пока.
Анастасия:
Пока, Елизавета. Мы еще покажем этим мужчинам! (Уегает со двора).
Лиза: (идет к детям и садится рядом с ними)
Ну, как вы? Не перепугались? (Пытается
погладить Алешу, но тот недовольно отбрасывает ее руку) В чем дело, Алеша?
Я тебя чем-нибудь прогневила?
Алеша: Проклятый
Мишка Воронцов!
Лиза: Чем он
тебе на этот раз не угодил?
Алеша: Он
хочет отправить девочек назад, в степь.
Лиза: Что же
в этом плохого?
Алеша: (вскакивает, горячо) Как ты не
понимаешь, Лиза? Они не хотят ехать. Они уже привыкли здесь, в России. Они уже
французский учат.
Лиза: (взглянув на девочек) Да?
Камилла и Карина: (в один голос) Уи! Уи!
Алеша: И
потом, Лиза, причем здесь дальний родственник? Знаем мы этих дальних
родственников. И потом, Лиза, ведь там же опасно! Кто может поручиться, что в
дороге и после с ними не случится чего-нибудь дурного?
Лиза: (вставая, приближаясь к Алеше, девочки идут
следом за нею) Ну, хорошо. А что ты предлагаешь?
Алеша: Пусть
они пока останутся у нас в пансионе. Когда они станут постарше, их можно будет
определить в пансион для девочек. Пусть учатся. Они очень способные!
Камилла и Карина: Уи! Уи!
Лиза: Но ты
понимаешь, что на это никто не пойдет.
Алеша:
Пойдет, Лиза, пойдет – если ты попросишь. Попроси своего Мишку. А еще лучше –
обратись прямо к государыне. Ведь она же твоя крестная! Она не сможет тебе
отказать. Она… она такая добрая.
Лиза: (вздыхая, задумчиво) Я не знаю, Алеша…. Получится
ли? Но…. Но я попробую.
Алеша:
Правда?
Лиза:
Правда, только пообещай мне, что будешь сам лично заботиться о них и заниматься
с ними уроками.
Алеша: (бросаясь к Лизе с объятиями) Обещаю,
Лиза! Девочки, ура! Вы остаетесь! (девочки
бегут к Лизе с Алешей, обнимают их).
Лиза: Не
торопитесь! Не спешите радоваться! (Сама
себе) Что-то скажет еще Елизавета Петровна?
Занавес
Картина 2
Сцена 7
(Лиза и Воронцов, вечером в его кабинете в Зимнем Дворце в присутствии
Шувалова)
Шувалов: (входя в кабинет вместе с Воронцовым держа в
руках открытую бутылку вина) Миша, это настоящий Бордо. Сделав только один
глоток этого чудесного напитка, ты навсегда позабудешь об итальянских винах и о
своих печалях заодно. (Проходит к
столику).
Воронцов: У
меня нет никаких печалей, Ваня. Одни только государственные заботы.
Шувалов: (разливая вино по фужерам) Как нет?! А
Оболенская? (Замечает стоящую в дверях
Оболенскую, которая только что вошла) Вот, черт! Легка на помине. У тебя
гостья, Миша.
Воронцов: (оборачиваясь) Лиза?
Лиза:
Елизавета Федоровна.
Воронцов:
Вы…. Здесь? В моем кабинете?
Лиза: Да,
Михаил Илларионович – я здесь, в вашем кабинете, и мне нужна ваша помощь.
Шувалов: (с подвохом) Мне уйти, Елизавета
Федоровна?
Лиза: Как
вам будет угодно, граф. Впрочем, пожалуй, будет лучше, если вы останетесь.
Шувалов: В
таком случае, я – остаюсь.
Воронцов:
Присаживайтесь, Елизавета Федоровна.
Лиза:
Благодарю вас, Михаил Илларионович, но я не затем, чтобы рассиживаться.
Воронцов:
Что-то случилось?
Лиза: Как я
уже сказала, мне нужна ваша помощь. Я хочу, чтобы вы срочно устроили мне
аудиенцию у императрицы.
Шувалов:
Ого!
Лиза: Да,
именно так.
Шувалов:
Императрица уже полчаса, как почивает. Ее очень утомила дорога из Петергофа
сюда. Тем более, завтра поутру она собирается обратно.
Воронцов:
Все так, Елизавета Федоровна. (Разводит
руками).
Лиза: Граф,
вы должны мне помочь. Я хочу, чтобы с утра вы доложили государыне о моей
просьбе.
Воронцов: В
чем ваша просьба, Елизавета Федоровна?
Лиза: Я
ходатайствую о том, чтобы этих девочек оставили в Петербурге.
Воронцов: Но
– зачем? Я плохо понимаю.
Лиза: Вы
прекрасно знаете, граф, что в киргиз-кайсацких землях не спокойно. Полагаться
же на милость какого-то дальнего родственника – это, по меньшей мере, беспечно.
Воронцов: Но
что они будут делать здесь, Елизавета Федоровна? Ума не приложу.
Лиза: Пока
они вполне могут побыть у нас в пансионе. Мой, как вы выражаетесь, любимчик –
Алеша Кириллов, присмотрит за ними. Я ему помогу.
Воронцов: А
потом?
Лиза: А
потом их нужно будет определить в пансион для девочек. Пусть учатся.
Воронцов:
Вместе с дочерьми дворян?
Лиза: Вы
забываете, что эти девочки – дочери хана.
Воронцов вопросительно смотрит на Шувалова.
Шувалов: А
почему нет, Миша? Я, пожалуй, даже замолвлю словечко со своей стороны.
Лиза:
Благодарю вас, Иван Иванович.
Воронцов:
Хорошо, Елизавета Федоровна. Я обещаю вам, что выполню вашу просьбу.
Лиза: Тогда…
тогда я, пожалуй, пойду. Мне неприлично здесь так долго оставаться.
Шувалов: (громко, насмешливо) Какие предрассудки
Елизавета Федоровна! Для женщины столь широких взглядов…
Воронцов:
Прекрати, Ваня! (Лизе) Я провожу вас,
Елизавета Федоровна. (Выходят).
Шувалов: (смотрит на фужер. Поднимает его) За
Россию! И за ее женщин! (Пьет, ставит
фужер, уходит из кабинета).
Сцена 8
Картина 1
Открывается занавес под торжественную музыку. Сцена ярко освещена. Поют
птицы. Ходорковская вновь без чувств лежит на скамье, а Аксинья приводит ее в
чувство. Шувалов стоит подле станка и с ироничным видом разглядывает испорченный
портрет Лизы. Ходорковский, раскрыв рот, слушает государыню, которая, говоря,
прохаживается в центре сцены. Погорельский, вытянув шею, прислушивается.
Воронцов и Лиза стоят рядом и тоже слушают императрицу. Сестра Анастасия стоит
в правом углу сцены возле близнецов, волосы которых еще не заплетены в косы, и,
застыв, держит в руках гребень и банты. Алеша стоит рядом, держа в руках другую
пару бантов.
Государыня:
Я нахожу весьма уместной просьбу моей
крестницы. Почему бы и в самом деле, Михаил Илларионович, этим детям не
остаться здесь?
Ходорковский:
Но, Ваше величество, смею вас заверить, что это невозможно. Эти дети абсолютно
неуправляемы.
Государыня:
Чушь! Неуправляемых детей не бывает. Нужно просто лучше за ними следить.
Ходорковский:
(кивая на Погорельского) Давеча, эти
девочки покусали все пальцы Антон Даниловичу, Ваше Величество. (Погорельский, подобострастно кивая,
показывает императрице свои перебинтованные пальцы).
Государыня:
Пусть не сует свои пальцы, куда не нужно.
Ходорковский:
Но кто же будет за ними следить, Ваше Величество? Я?
Государыня:
И вы тоже, милейший.
Лиза: Я и мой
воспитанник Алеша Кириллов берем на себя все заботы об этих детях, Ваше
Величество.
Государыня: Вот
и прекрасно!
Ходорковский:
Но… Ваше Величество! (Шувалов делает ему
предостерегающий знак и Ходорковский замолкает).
Государыня:
Значит так, Михаил Илларионович, эти дети до поступления в женский пансион
остаются здесь на попечении моей крестницы и этого милого мальчика. Оформите
все надлежащим образом
Воронцов:
Непременно, ваше Величество.
Государыня:
Зла им не чинить. Всячески содействовать их образованию и воспитанию. Можете
считать отныне, что эти дети находятся под моим личным покровительством. (Шувалову) Иван Иванович!
Шувалов: Я
здесь, Елизавета Петровна.
Государыня:
Не пора ли нам в Петергоф?
Во время последних слов этого диалога, близнецы оживленно
переглядываются с Алешей. Он, наклонившись к ним, что-то говорит им на ухо.
Близнецы бегут к государыне.
Близнецы: (в один голос) Мерси! (Делают реверанс).
Государыня: (изумленно) Что?
Близнецы: (снова в один голос) Мерси боку!
Все с изумлением смотрят на близнецов. Звучит музыка. Все застывают в
неподвижных позах, как на картине. Звучит голос из-за кулис – авторский:
«История эта не вошла в анналы ни
всемирной, ни российской, ни какой-либо другой истории, но – по счастью –
каким-то чудом дошла до нас. Зрителю, очевидно, будет небезынтересно узнать,
как сложились в дальнейшем судьбы героев.
Генерал Миних так и не был отозван
из ссылки.
Роман Воронцов – брат Михаила
Воронцова – так и продолжал брать взятки, благодаря чему вошел во все российские
энциклопедии.
Петр Шувалов – двоюродный брат Ивана
Шувалова – добился-таки перевооружения русской артиллерии. Его новые пушки и
новая тактика стрельбы обеспечили все грядущие победы екатерининских времен.
Иван Шувалов (на этих словах Шувалов улыбаясь выходит на авансцену. В дальнейшем,
при соответствующих словах автора так поступают все персонажи) оставался
фаворитом императрицы Елизаветы Петровны до самого ее последнего дня. А также
стал первым куратором Московского университета.
Михаил Воронцов в 1758 году стал
канцлером России, и в этом качестве пребывал до 1768 года – года смерти
Елизаветы Петровны. Его отношения с Лизой Оболенской – так и не сложились – она
так и не смогла простить ему небрежное отношение к правам женщин и женскому
образованию.
Елизавета Оболенская вскоре после
этих событий возглавила пансион вместо Семена Семеновича Ходорковского, который
по распоряжению императрицы был снят с должности и отбыл из Петербурга в
неизвестном направлении вместе со своею впечатлительной супругой. Та же участь
постигла и попечителя учебных заведений господина Погорельского.
В 1764 году, когда по инициативе
послушниц Новодевичьего монастыря по распоряжению Екатерины II – все же был открыт Смольный
институт благородных девиц, Елизавета Оболенская и ее сподвижница сестра
Анастасия стали там преподавателями.
Карина Абулхаирова, окончив женский
пансион, вышла замуж за станционного смотрителя Очагова, из Орловской губернии,
которому нарожала целую кучу детишек обоего пола.
Камилла Абулхаирова, окончив пансион
и женскую гимназию, вышла замуж за поручика Алексея Кириллова – за Алешу.
Овдовев в 1774 году, переехала в Казахстан, в крепость Верный, где вскоре
открыла школу для казахских детей – на благотворительных началах.
Аксинья вышла-таки замуж за
преображенца – увы, только за денщика.
Алеша стал-таки артиллеристом. В
1774 году поручик Алексей Кириллов пал смертью храбрых, с саблею в руках
отбивая позиции своей батареи во время прорыва вражеской кавалерии в сражении
при Кагуле.
Императрица Елизавета Петровна
оставила после себя добрую память. В ее правление Россия так и не ввязалась ни
в одну войну. Были достигнуты большие успехи в культуре и науке, образовании и
дипломатии, а так же наблюдался устойчивый экономический рост.
История эта, не смотря на всю свою
незначительность, сыграла свою роль в отношениях России и Казахстана.
Своевременный рассказ о ней князем Григорием Потемкиным императрице Екатерине II странным образом повлиял на
принятие ею положительных решений об окончательном присоединении казахских земель
к России. Дальнейшую историю российско-казахстанских отношений вы знаете.
Согласитесь – было, было…».
Занавес
Конец.
